Ветер сквозь замочную скважину

Она снова сделала реверанс и на этот раз склонила голову так низко, что края шелкового капюшона на миг сомкнулись у нее перед лицом, словно белые занавески. Потом она выпрямилась и обернулась к воротам, откуда как раз выходила миниатюрная женщина. Хотя, может быть, она была нормального роста. Может быть, она просто казалась крошечной рядом с Эверлиной. На ней было серое платье из грубого хлопка. Руки скрещены на груди, кисти спрятаны в рукавах. Капюшона она не носила, но мы все равно видели лишь половину ее лица. Вторую половину скрывал толстый слой бинтов. Женщина сделала нам реверанс, а потом съежилась и отступила назад, словно пытаясь спрятаться за широкой спиной настоятельницы.

— Подними голову, Фортуна, и поздоровайся с этими юными джентльменами как положено.

Она подняла голову, и я понял, почему она не хотела этого делать. Бинты скрывали ее нос не полностью, и было видно, что от правой его половины почти ничего не осталось. На месте ноздри зияла красная дыра.

— Хайл, — прошептала Фортуна. — Пусть ваши дни на земле будут долгими.

— А твои пусть будут дольше вдвойне, — сказал Джейми.

Судя по скорбному взгляду девушки, она очень надеялась, что его пожелание не сбудется.

— Расскажи им, что произошло, — велела Эверлина. — Расскажи все, что помнишь.

— Это обязательно, матушка?

— Да. Им надо знать. Они приехали для того, чтобы с этим покончить.

Фортуна с сомнением посмотрела на нас, потом опять обратилась к своей настоятельнице:

— А они смогут? Они с виду такие юные.

Потом она сообразила, как это было невежливо, и ее щека, не скрытая под бинтами, залилась густой краской. Девушка вдруг пошатнулась, и Эверлина приобняла ее за плечи. Было сразу понятно, что Фортуна получила серьезные травмы, от которых оправится еще не скоро. Думаю, больше всего пострадало лицо, хотя на теле могли быть и другие раны, спрятанные под широким плотным одеянием, скрывавшим фигуру от шеи до пят.

Девушка рассказала нам все, что помнила. Пока она говорила, из ворот вышли другие сестры Ясной обители. Вынесли стол и стулья, еду и напитки. Кушанья были явно получше тех, что нам подавали в поезде, — и пахли вкуснее, и смотрелись значительно аппетитнее, — однако к тому времени, когда Фортуна закончила свой короткий, но страшный рассказ, у меня напрочь пропал аппетит. И у Джейми, наверное, тоже, если судить по его лицу.

* * *

Это случилось две недели назад. Уже смеркалось, Фортуна и еще одна из сестер, Долорес, вышли, чтобы набрать воды из колодца и закрыть ворота на ночь. Фортуна несла ведро — и поэтому осталась в живых. Когда Долорес закрывала ворота, снаружи из темноты выпрыгнуло чудовище, схватило девушку и откусило ей голову. Фортуна сказала, что разглядела чудовище очень хорошо, потому что на небе стояла полная Мешочная луна. Это был зверь, но стоявший на двух ногах. Ростом выше человека, покрытый чешуей, с длинным хвостом, волочившимся по земле. Плоская голова. Желтые глаза с вертикальными черными зрачками. Длинные челюсти, острые зубы, каждый — длиной с кисть руки взрослого человека. Зубы, испачканные в крови несчастной Долорес. Чудовище бросило обезглавленное тело на землю и побежало, переваливаясь на коротких толстых ногах, к колодцу, где стояла Фортуна.

— Я бросилась бежать… Оно схватило меня… И больше я ничего не помню.

— Я помню, — сурово проговорила Эверлина. — Я услышала крики и выбежала во двор с ружьем. У нас есть ружье, дробовик. С длинным стволом и раструбом на конце. В последний раз его заряжали еще в незапамятные времена, и никому из нас не доводилось из него стрелять. Я даже не знала, как он себя поведет. Он вполне мог взорваться у меня в руках. Но я увидела, как это чудовище терзает зубами лицо Фортуны. И увидела еще кое-что. И вот тогда выстрелила не задумываясь. Мне даже не пришло в голову, что я могу промахнуться и попасть не в чудовище, а в Фортуну. Я могла ее убить.

— Лучше бы так и случилось, — прошептала Фортуна. — Лучше бы ты убила меня.

Она села на стул у принесенного сестрами стола и разрыдалась, закрыв руками лицо.

— Не надо так говорить, — сказала Эверлина и погладила девушку по волосам, с той стороны головы, которую не закрывали бинты. — Так нельзя говорить. Это богохульство.

— Вы попали в это чудовище? — спросил я.