Ветер сквозь замочную скважину

— Они хорошие парни, ну, в основном. — Его улыбка померкла. Как будто туча закрыла солнце. — Все, кроме Элрода. Он и трезвый-то злющий, а когда выпьет, так вовсе беда. Пошутить любит. Зло пошутить, если вы понимаете, о чем я.

— Очень хорошо понимаю, — ответил я.

— Да, а если ты не засмеешься, вроде как тебе нравятся его шутки — даже если он тебе руку выкручивает или таскает за волосы по всему дому, — тогда он и вовсе звереет. Так что когда папа сказал, чтобы я спал на улице, я взял одеяло и шадди и пошел спать на улицу. Мне сто раз повторять не надо. И папа всегда говорит: умный все понимает с первого раза.

— Что такое шадди? — спросил Джейми у шерифа.

— Кусок парусины, — пояснил Пиви. — От дождя не спасает, но если его расстелить на траве, от росы не промокнешь.

— Где ты устроился на ночлег? — спросил я у мальчика.

Он указал на луг на той стороне загона для лошадей, которые по-прежнему были встревожены из-за сильного ветра. Ветки ивы над нами раскачивались и шелестели листьями. Отрада для слуха, отрада для глаз.

— Мое одеяло и шадди, наверное, все еще там.

Я посмотрел, куда указал Маленький Билл. Перевел взгляд сперва на сарай, где мы нашли парнишку, потом — на спальный барак на холме. Эти три точки располагались в вершинах почти правильного треугольника: каждая его сторона была около полумили длиной, а в самом центре находился загон для лошадей.

— А как ты добрался от того места, где спал, до сарая, где спрятался, Билл? — спросил шериф Пиви.

Мальчик долго смотрел на него и молчал. Потом снова расплакался и закрыл лицо руками, чтобы мы не видели его слез.

— Я не помню. Вообще ничего не помню. — Он убрал руки с лица. Вернее, они просто упали, как будто вдруг стали слишком тяжелыми и у мальчика не было сил их держать. — Я хочу к папе.

Джейми встал и отошел в сторону, засунув руки глубоко в карманы джинсов. Я пытался сказать то, что нужно было сказать, но не смог. Вы не забывайте, хотя мы с Джейми носили револьверы, это были еще не большие револьверы наших отцов. Я был уже не таким юным, как до встречи с Сюзан Дельгадо, которую полюбил и которую потерял, но еще недостаточно зрелым, чтобы найти в себе силы сказать этому мальчику, что чудовище растерзало его отца. Поэтому я посмотрел на шерифа Пиви. Я искал помощи взрослого человека.

Пиви снял шляпу и положил ее на траву. Потом взял мальчика за обе руки.

— Сынок, — сказал он. — Сейчас я скажу тебе кое-что очень ужасное. Сделай глубокий вдох и будь мужчиной.

Однако Маленькому Биллу Стритеру было совсем мало лет (девять-десять, от силы одиннадцать), и он не мог быть мужчиной. Он завыл в голос. Когда я это услышал, мне представилось белое лицо моей мертвой матери. Я его видел как наяву. Это было невыносимо. Я знал, что веду себя как распоследний трус, но все равно встал и ушел.

Мальчик плакал так горько, что совершенно выбился из сил: то ли заснул, то ли лишился чувств. Джейми отнес его в дом Джефферсона и положил на кровать в одной из хозяйских спален на втором этаже. Билл Стритер был всего лишь сыном повара, готовившего для ковбоев, но в тот момент эти спальни все равно никому бы уже не понадобились. Шериф Пиви воспользовался телефоном и позвонил к себе в контору, где, согласно приказу, дежурил один из не самых толковых помощников, дожидаясь звонка от начальника. Очень скоро хозяин местного похоронного бюро — если в Дебарии было такое — пришлет сюда колонну повозок, чтобы забрать тела.

Шериф Пиви вошел в крошечный кабинет сэя Джефферсона, уселся на стул и спросил у нас с Джейми:

— И что дальше, ребята? К солянщикам, надо думать… И, как я понимаю, вам бы хотелось добраться туда до того, как начнется самум. А все к тому и идет, ветер крепчает. — Он тяжко вздохнул. — От парнишки вам толку мало, это ясно. Уж не знаю, что он там видел, но оно его так напугало, что у него память отшибло.

— Роланд умеет… — начал было Джейми, но я его перебил:

— Я еще не уверен, что делать дальше. Нам с другом надо посовещаться. Мы пойдем прогуляемся до старой конюшни.

— Все следы уже наверняка замело, — предположил Пиви. — Но вы, конечно, сходите, раз надо. — Он покачал головой. — Трудно было парнишке сказать. Очень трудно.

— Вы все сделали правильно, — сказал я.

— Правда? Ты так считаешь? Ну что же, спасибо. Бедный малыш. Думаю, он пока поживет у меня. Мы с женой о нем позаботимся. Пока не придумаем, как с ним быть дальше. Вы, ребята, идите — посовещайтесь, если вам нужно. А я, наверное, здесь посижу. Попытаюсь немного прийти в себя. Теперь-то уж незачем торопиться; эта проклятая тварь сегодня неплохо попировала. И вряд ли в ближайшее время пойдет на охоту.

Мы с Джейми сделали целых два круга вокруг сарая и загона. Крепчающий ветер развевал нам волосы и трепал штанины джинсов.

— У него правда все стерлось из памяти, Роланд?

— А ты как думаешь? — спросил я.

— Нет, — ответил Джейми. — Потому что первое, что он спросил: «Он ушел?».

— И он знал, что его отец мертв. Даже когда он расспрашивал нас, по его взгляду все было ясно.