Сборщик податей провел над водой своей самодельной волшебной палочкой в третий раз, и отражение Тима исчезло так же, как исчезли до этого жуки и муть. Вместо него Тим увидел дрожащий образ своего домика. Увидел маму и Берна Келлса. Вот Келлс на неверных ногах входит в кухню из прихожей, где стоит его сундук.
Нелл стоит между плитой и столом. На ней все та же ночная рубашка, в которой Тим видел ее в последний раз. Глаза Келлса опухшие и воспаленные. Волосы прилипли ко лбу. Тим знал, что если бы он сам находился в кухне в эту минуту, то без сомнения бы почувствовал запах джакару, туманом окружающий Келлса. Он открыл рот, и по губам его Тим прочитал: «Как ты открыла мой сундук?»
«Нет! — хотел закричать Тим. — Это не она, это я!» — Но голос отказывался его слушаться.
— Ну, как тебе? — прошептал сборщик. — Нравится представление?
Нелл сначала прижалась к двери кладовой, потом попыталась бежать, но не успела: одной рукой Келлс схватил ее за плечо, второй вцепился в волосы. Он тряс ее туда-сюда, будто Тряпичную Салли, потом швырнул об стену. Келлс качался перед ней вперед-назад, словно вот-вот готов был рухнуть. Но он не упал, а когда Нелл снова попробовала бежать, взял стоявший у раковины тяжелый глиняный кувшин — тот самый, из которого Тим раньше наливал воду, чтобы облегчить маме боль — и со всей силы обрушил его на лоб Нелл. Кувшин разлетелся вдребезги, так что в руках у Келлса осталась только ручка. Он отбросил ее в сторону, схватил свою новую жену и принялся наносить ей удар за ударом.
— Нет!!! — закричал Тим.
Дыхание его потревожило воду, и образы исчезли.
Тим вскочил на ноги и рванулся к Битси, смотревшую на них в изумлении. В его мыслях сын Джека Росса уже несся назад по Железной тропе, пришпоривая Битси, пока она не помчалась со всех ног. В реальности же Сборщик податей перехватил его прежде, чем он успел пробежать три шага, и оттащил обратно к костру.
— Но-но-но, юный Тим, не так шустро! Наша беседа началась хорошо, но она еще далека от окончания!
— Пустите меня! Она умирает, если он еще ее не прикончил! Или… это было наваждение? Ваша шуточка? — если так, подумал Тим, то это самая жестокая шутка, какую можно сыграть с парнем, любящим свою мать. Но он все же надеялся, что это так. Надеялся, что Сборщик податей засмеется и скажет: «Ну что, в этот раз мне таки удалось тебя провести, а, юный Тим?»
Сборщик податей качал головой:
— Нет, это не шутка и не наваждение, ибо чаша никогда не лжет. Боюсь, что это уже произошло. Просто подумать страшно, что может сделать с женщиной пьяный мужчина, верно? Но взгляни еще раз. Быть может, в этот раз ты найдешь в чаше утешение.
Тим упал на колени перед чашей. Сборщик податей взмахнул своей палочкой над водой. Над ней словно бы пронесся туман… а может, глаза Тима, наполненные слезами, сыграли с ним шутку. Так или иначе, дымка рассеялась. Теперь в мелкой чаше он увидел крыльцо их домика и женщину, как ему показалось, без лица, склонившуюся над Нелл. Очень медленно, с помощью этой женщины, Нелл сумела подняться на ноги. Женщина без лица развернула ее к двери, и Нелл мучительно заковыляла в этом направлении.
— Она жива! — вскричал Тим. — Моя мама жива!
— Так и есть, юный Тим. Окровавленная, но несломленная. Ну… может, самую чуточку сломленная, — он захихикал.
На этот раз крик Тима пронесся над чашей, а не был направлен в нее, и видение не исчезло. До него дошло, что женщина, помогавшая его матери, показалась ему безлицей потому, что на ней была вуаль. А ослик, которого можно было разглядеть на самом краю колышущегося изображения, был Лучик. Он много раз кормил и поил Лучика и гулял с ним. То же делали и другие ученики маленькой школы Листвы: это была часть «платы за обучение», как называла ее их учительница. Но Тим никогда не видел, чтобы она ездила на нем верхом. Он полагал, что скорей всего она и не смогла бы — из-за своих приступов.
— Это же вдова Смак! А она-то что делает у нас дома?
— Наверное, лучше спросить об этом ее, юный Тим.
— Это вы ее туда как-то отправили?
Сборщик податей с улыбкой покачал головой:
— У меня много хобби, но спасение прекрасных дам, попавших в беду, не входит в их число.
Он наклонил к чаше лицо, затененное полями шляпы.
— Ах, боже мой! Пожалуй, она и сейчас в беде. И неудивительно: избили-то ее не в шутку. Говорят, что можно прочитать правду по глазам. Но я всегда говорю: смотрите на руки! Посмотри на руки своей мамы, юный Тим!
Тим наклонился ближе к воде. С помощью вдовы Нелл пересекла крыльцо, держа перед собой растопыренные руки, и направлялась к стене вместо двери, хотя крыльцо было неширокое, и дверь была прямо перед ней. Вдова мягко исправила ее курс, и обе женщины вошли в дом.
Сборщик податей поцокал языком:
— Плохо дело, юный Тим. Иногда удары по голове — паршивая штука. Даже если они не убивают, то могут наделать много бед. И беды эти — надолго, — говорил он серьезно, но в его глазах мелькали искорки невыразимого веселья.
Тим едва слушал его:
— Мне надо ехать. Я нужен маме.