Читаем Ветер сулит бурю полностью

Шкипер не мог решить. Он думал, что, может, они и выйдут. Они уже давно в плавании. Рейс был отвратительный. Да и чего может быть хорошего, если им приходится ходить в Ирландию за рыбой! И вообще, куда эта паршивая рыба подевалась?

— Ну, давай по последней на дорожку, — сказал помощник и положил на стойку монету в два шиллинга.

Шкипер заколебался, и это его погубило. Они выпили еще, а потом еще. Подействовало это на них мало. Кажется, с тем же успехом они могли бы пить воду.

Они уже с час пробыли в пивной, когда вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился человек громадного роста, совсем еще молодой, со странным пятном на лице, и пристально посмотрел на шкипера. Он шагнул в пивную, за ним следом появился его двойник, только постарше, потом вошел еще один высокий человек, а за ним какой-то приземистый парень с широченной грудью. Лица их были угрюмы, и все они в упор смотрели на шкипера. Мико сразу узнал его по профилю. Этот же профиль мелькнул тогда в грязном окне рулевой будки. А тут еще этот маленький, чернобородый, с белыми зубами. Ведь это же он смеялся, Мико видел. И все же ничего определенного сказать он не мог. У них не было никаких данных, только какие-то смутные впечатления.

Мак Гинти бросил протирать стойку и посмотрел на них. Напряженные лица, нахмуренные брови. Что-то непохоже, что они зашли сюда выпить по стакану портера.

— Здравствуй, Микиль! — сказал он.

— Здравствуйте, мистер Мак Гинти! — сказал Микиль, не сводя глаз со шкипера.

— Задувает, кажется? — сказал Мак Гинти.

— Дует здорово, — ответил Микиль.

— Здравствуйте, господа хорошие! — сказал шкипер.

Мико успел заметить выражение, промелькнувшее на лице шкипера, когда они только вошли. Собственно, ничего особенного: только брови приподнялись и глаза забегали. Теперь лицо вполне спокойно, одна нога небрежно опирается о медные перила, большая загорелая рука сжимает почти пустую кружку.

— Чего это вы вздумали нас топить? — спросил Мико.

Шкиперу удалось изобразить на лице неподдельное изумление.

— Ты о чем это, милый человек? — переспросил он. — А ну, повтори, я что-то не понял.

— Вы ловили рыбу в запрещенной зоне, — сказал Мико, — и вы хотели протаранить нашу лодку своим тральщиком.

— Ты слышишь? — обратился шкипер к своему помощнику. — Слышишь, что он говорит? Ведь надо ж!

— Черт знает что такое! — сказал помощник, поднимая кружку. В другой руке он держал наполовину опорожненную бутылку.

Мико был убежден, что они не ошибаются. Убеждали его в этом и напряженная тишина, воцарившаяся в пивной, и то, как застыли в неловких позах три матроса, сидевшие позади них за столом. Он не мог решить, что же, собственно, предпринять. Потом он представил себе нос тральщика, несущегося прямо на них, и в нем поднялась волна раздражения.

— Что вы полезли сюда рыбу воровать у тех, кто машин завести себе не может, чтоб отойти подальше от берега, — это еще полбеды! Хотя зачем вам это понадобилось, когда на вашей посудине вы б хоть к чертовой матери могли уйти и, пожалуй, не треснули б? Да что с вас возьмешь — воры и воры, а вот нарочно, по злобе нас таранить — это уж вообще ни на что не похоже. Это могло кончиться очень плохо.

— Послушай, приятель, — сказал шкипер. — Очумел ты, что ли? Что это ты несешь, никак не пойму. Если кто такими делами и занимается, так это не мы. Нам это ни к чему. Правда, помощник?

— Ни к чему, — согласился тот. — Чем так зря петушиться, надо бы тебе записать их номер, тогда б и знал наверняка.

Это была ошибка.

Все поняли, что это ошибка, и шкипер и три матроса, поднявшиеся на ноги, едва он кончил говорить. Он и сам понял, что это ошибка, не успели слова сорваться с языка. Но даже и после этого, может, ничего не произошло бы, разве только еще больше помрачнели и нахмурились бы лица рыбаков. Что могли они сделать? Ничего. У них не было возможности доказать свою правоту. Но в словах помощника проскользнула чуть заметная издевка, и этого Туаки, стоявший позади остальных, снести уже не мог. Прежде чем его успели остановить, он, весь белый от злости, с горящими глазами, выскочил вперед в своих сапогах со свисающими голенищами и, крикнув:

— Ах ты, свинья такая! — развернулся и ударил помощника по щеке.

Помощник, наполнявший в это время свою кружку, повалился на засыпанный опилками пол, все еще сжимая в руке бутылку. Он ушибся не сильно, только обалдел на миг.

Мак Гинти страшно разволновался. Он громко сказал:

— Господа! — но это не произвело должного впечатления.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вихри враждебные
Вихри враждебные

Мировая история пошла другим путем. Российская эскадра, вышедшая в конце 2012 года к берегам Сирии, оказалась в 1904 году неподалеку от Чемульпо, где в смертельную схватку с японской эскадрой вступили крейсер «Варяг» и канонерская лодка «Кореец». Моряки из XXI века вступили в схватку с противником на стороне своих предков. Это вмешательство и последующие за ним события послужили толчком не только к изменению хода Русско-японской войны, но и к изменению хода всей мировой истории. Япония была побеждена, а Британия унижена. Россия не присоединилась к англо-французскому союзу, а создала совместно с Германией Континентальный альянс. Не было ни позорного Портсмутского мира, ни Кровавого воскресенья. Эмигрант Владимир Ульянов и беглый ссыльнопоселенец Джугашвили вместе с новым царем Михаилом II строят новую Россию, еще не представляя – какая она будет. Но, как им кажется, в этом варианте истории не будет ни Первой мировой войны, ни Февральской, ни Октябрьской революций.

Александр Борисович Михайловский , Александр Петрович Харников , Далия Мейеровна Трускиновская , Ирина Николаевна Полянская

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Попаданцы / Фэнтези
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее