Шкипер отделился от стойки, три матроса придвинулись поближе, и Мико расправил плечи, и Большой Микиль, сверкая глазами, сделал два шага вперед, и быть бы в тот вечер хорошей драке в пивной Мак Гинти, если бы лежавший на полу человек не взял бы молниеносно инициативу в свои руки. Он сделал две вещи: вскинув ноги в тяжелых башмаках, изо всех сил пнул Туаки в обе голени, так что от этого неожиданного выпада тот, раскинув руки, повалился навзничь. Одновременно помощник шкипера отбил дно бутылки о медные перила стойки. В один миг он оказался верхом на поверженном Туаки и занес бутылку с торчащими краями, чтобы ткнуть в его запрокинутое лицо.
Хотя длилось все это какую-то долю секунды, Мико, вероятно, навсегда запомнил картину: растерянное лицо Туаки на полу, и опускающаяся разбитая бутылка, и зеленоватый отсвет лампы на ее рваном крае. Еще мгновенье, и он увидит, как острые края вонзятся в глаза Туаки, увидит, как брызнет кровь на зеленое стекло.
«О Господи! — только и подумал он. — Опять это на меня свалилось!»
Воображение вихрем понеслось вперед: вот Туаки катается на полу, схватившись руками за изуродованное лицо, а сквозь пальцы льется кровь. Вот Туаки с палочкой и с пустыми глазницами сидит на кнехте на набережной в Кладдахе и поджидает лодки — одинокая, жалкая фигурка…
Что мог он сделать? Ничего, абсолютно ничего. Еще миг, и все будет кончено. Даже Микиль и отец Туаки стояли слишком далеко. Что бы они сейчас ни предприняли, будет слишком поздно.
И тут шкипер со своего места у стойки плеснул содержимое своего стакана в лицо помощнику. Они видели, как жидкость попала тому в глаза, как залила коричневыми потоками лицо, услышали, как он вскрикнул. Бутылка все же опустилась на лицо Туаки. Однако удар вышел вслепую. Он пришелся в щеку, ближе к уху. Тогда шкипер изловчился и пнул помощника ногой в руку. Тот повалился на бок и растянулся на полу, утирая лицо рукавом куртки.
Туаки, как кошка, вскочил на ноги. Лицо его исказилось от бешенства, кулаки сжимались, из ранки на левой скуле текла кровь.
— Ах ты, сволочь ты такая! — задыхался Туаки. — Да я убью его, убью-у!..
— Спокойно, Туаки, — сказал Мико, хватая его.
Удержать Туаки оказалось не так-то просто: он рвался из рук, как взбесившийся жеребец. Микиль подошел и тоже положил свою огромную руку ему на плечо.
— Ну-ну, Туаки, угомонись! — сказал он. — Угомонись!
— Пустите меня! Пустите! — бушевал Туаки, выдираясь. — Господи, да пустите вы меня, вот я его сейчас!
— Туаки, да ну же, Туаки, — успокаивал его отец.
— Ну ладно, вставай, сукин сын, — сказал шкипер, нагибаясь над помощником и поднимая его на ноги. — Ты чего это выдумал? Хочешь, чтобы нас всех тут поубивали, что ли?
— Да отстань ты! — крикнул помощник, вырывая руку и протирая глаза, которые все еще жег едкий портер.
— Спьяну это он все, — сказал шкипер, обращаясь к остальным. — Пить не умеет.
— Ладно, — сказал Туаки, — я уже ничего.
Они отпустили его.
Воинственный пыл у всех прошел. Да и какой там пыл! Вот встретить бы этих людей лицом к лицу, когда те гонялись за ними там, в море, наверно, тогда взыграла бы у них горячая кровь. А сейчас что? Да и как бы там ни было, а вид разбитой бутылки, опускающейся на лицо Туаки, охладил их. Охладило это даже самого Туаки.
— Если я тебя еще раз увижу у нас в городе, — сказал он, обращаясь к помощнику, — не жить тебе! Это я, как перед Богом, говорю. И если еще кто-нибудь из вас появится в этом городе, тоже хорошего не ждите!
— Ну ладно, хватит! — сказал Мико. — Пошли!
Он рад был уйти. Ведь втянул их в эту историю отчасти он сам. Тральщик-то в порту он заметил. Если бы не он, никто бы и не подумал доводить это дело до конца. Поговорили бы, поговорили, да и успокоились. Ведь так и так дело ничем не кончилось. Ну а вот если бы разбитая бутылка попала по назначению, раз и навсегда кончились бы его надежды на счастье. Он прекрасно сознавал это сейчас. «Так чем же мне это не знак? Случись это всего лишь год назад, Туаки обязательно остался бы без глаз. Но ведь не случилось же! И не он предотвратил несчастье, хоть и пришли они туда по его вине».
Выйдя за дверь, они остановились и посмотрели друг на друга.
— Погодите! Что ж это мы в самом деле? — сказал Туаки, стирая с лица кровь какой-то тряпкой, и повернул обратно в пивную.
— Не надо, Туаки, — сказал Мико, удерживая его. — Брось!
Туаки озверел.
— Да что мы за народ, в самом деле? — кричал он. — Они тут черт знает что вытворяют и плюют нам в рожу, а мы только утираться будем, будто это так, ерунда? Да они же теперь до конца своих дней над нами смеяться будут. Да они же теперь по всем портам разнесут басню про простачков из Кладдаха! Что, думаете, не разнесут?
— Эх, Туаки! — сказал его отец. — Ну подерешься ты, ну и что? Кому это нужно? Ты вот затеял драку, и, если бы не тот человек, дай ему Бог здоровья, да не милость Божья, лежал бы ты сейчас в больнице с выколотыми глазами. Брось ты, ради Бога. Заявим на них в полицию, и пусть там разбираются.