Ветер сулит бурю

«А разве не в этом ее прелесть? — сказал Мико, только не вслух, а про себя. — Повезло же Комину! А ей, что ли, не повезло? Такой хороший муж попался». Не нужно было долго жить здесь, чтобы заметить, каким уважением пользуется Комин. Был он спокойный, но решительный, сильный духом и телом. И по тому, как смотрела она ему вслед, когда легкая байдарка, повинуясь им, отходила от берега, видно было, что и для нее это не секрет. Он почувствовал, как лодка замедлила ход, когда Комин, подняв руку, помахал ей, и Мико все смотрел и смотрел, как она стоит на берегу, высокая и стройная, пока лунная мгла не скрыла ее.

— Да, счастливый ты, Комин, — сказал он тогда.

— Кому говоришь! — отозвался Комин, думая о том, как хорошо будет вернуться усталому, когда все тело ломит оттого, что целую ночь только и знаешь, что гребешь да тянешь невод, вернуться, и пойти к себе домой на рассвете, и отворить дверь, и обогреться у очага, в котором еще тлеет пепел, и найти на столе большой кувшин молока, накрытый тряпочкой. И он тогда выпьет молока и поест хлеба с маслом, а потом снимет свои огромные сапожищи, и отставит их в сторону, и повесит носки на крюк над очагом, а потом пойдет в комнату и в бледном свете утра увидит в постели ее: волосы хаотически разметались по подушке, руки закинуты, одеяло сползло — очень уж беспокойно она спит. Увидит молочную белизну ее шеи и груди там, где отстает ночная рубашка, и прикоснется к ней своей жесткой рукой на одну секунду, только для того, чтобы ощутить, какая она мягкая, мягче, чем мокрые бархатистые водоросли. «И пусть у нас никогда не будет детей, — думал Комин. — Для меня она всегда будет ребенком, и пусть говорят, что хотят».

Мико почувствовал, о чем думает Комин, и загрустил.

Мэйв шла домой по залитой лунным светом дороге и думала: «Несут, верно, эти тетки Бог знает что». Может, они и не хотели ее обижать, но каждый раз, когда она встречала какую-нибудь из женщин на улице, та особенно внимательно смотрела на ее живот, потом на грудь, авось что-нибудь да заметит. Ну и пускай болтают! Со временем все будет. Да ей, собственно, это не так уж и обязательно. Сейчас у нее есть все, о чем она мечтала, даже больше. Достатки у них, конечно, скромные, но раз есть крыша над головой и они любят друг друга, чего им еще нужно?

Она знала, что это и есть счастье.

— О Господи, — сказала она, — пожалуйста, пусть так будет всегда. Мне даже ребенка никакого не надо, если мы от этого переменимся. — Потом тряхнула головой, засвистела, ускорила шаги и свернула к дому.

«Господи, — думал Комин, — хоть бы у нас всегда так было. Только бы не случилось чего и не пошло бы все прахом».

— Посмотрите назад, красиво-то как! — сказал Мико, перестав грести.

Они поставили лодку по легкому ветерку, и она поднималась и опускалась, покачиваясь на безобидных волнах. Они отошли уже мили на две от мыса. Им видно было, как море подбирается к отмели Ома и синеющему рядом с ней острову Ома, а дальше вода простиралась вплоть до Клегганской бухты, до самого Инишбоффина. Луна все еще была подернута дымкой, но свет ее отражался в водах заливчиков, и видно было, как от Инишбоффина отделились две гребные лодки, а из Клегганской бухты вышло еще четыре. Видно было, как медленными, размеренными взмахами весла захватывают воду и как над лодкой вырисовываются головы людей. Легко подпрыгивая, байдарки выходили из узкой полосы воды, отделяющей отмель Ома от материка. Скоро вереница лодок и байдарок растянется на много миль и развернет в океане длинные шлейфы неводов, окаймленных приплясывающими пробковыми поплавками.

— Мы что, работать собрались, — спросил дядя Джеймс, обращаясь к луне, — или мы будем, как идиоты, глазеть на луну? И чего удивляться, что в Кладдахе никчемные рыбаки, раз им в море больше делать нечего, как на луну любоваться.

— А что, разве не здорово? — сказал Мико, ожесточенно налегая на весла. — Я вовсе не про луну, я про лодки говорю, ну и про все там остальное. Как по-твоему, Комин? — спросил он, поворачиваясь к нему.

— Очень даже здорово, Мико, — сказал Комин, — и не обращай ты внимания на этого мрачного типа, дядю твоего. Много он в тонких чувствах понимает? Не больше старого мерина.

— Хо-хо, сильно сказано! — хохотнул дядя Джеймс.

Они посмеялись, а потом Мико повернул голову и увидел лодку, которая бесшумно шла на три корпуса позади них. «Откуда она взялась? — удивился он. — Еще минуту назад ее вовсе не было». Лодка была гребная, как и те, что выходили из бухты. Он видел, как поднимаются и опускаются весла, видел спины гребцов. Только весла, ударяясь о воду, не поднимали брызг и погружались в воду совершенно бесшумно, а от шести весел должен был бы быть какой-то шум. Нос лодки, казалось, прятался в облаке тумана.

— Кто это там в лодке сзади, Комин? — спросил он.

— В какой лодке? — удивился Комин.

— Да вон, — сказал Мико, указывая пальцем. — Вон, посмотри-ка через плечо дяди Джеймса.