Ветер Трои

Известно точно, что уже зимой Тихонин был в Пытавине, где навестил могилу матери. Кладбище за городом было похоронено в одном сплошном сугробе по перекладины крестов и звезды обелисков; добраться до могилы, даже определить на глаз ее расположение под снегом было невозможно, и никакого способа прорыть в снегу проходы во всей заспанной округе не нашлось. Тихонин постоял возле машины на дороге, там, где торчали из-под снега штыри кладбищенской ограды, потоптался в шорохе змеящейся поземки, померз, пока не наступили сумерки, и вернулся в городок.

Там почти всё оставалось на своих местах: и Озеро, и станция, и школа имени Бианки, и качели в Детском парке, вот только тех домов, в одном из которых, как надеялся Тихонин, оставалась жить Тамара, мать Марии, больше не было: на их месте распластался торговый центр «Эльсинор». Тихонин добыл сведения о том, где жители бывших домов получили новые квартиры, но никого по имени Тамара в списках новоселов не нашел. Она могла умереть раньше, но архив пытавинского загса этого не подтвердил. Не теряя все-таки надежды ее найти, чтобы узнать у нее хоть что-то о Марии, он выяснил: Тамара Надоуменко (он оценил фамилию) продала свою квартиру незадолго до сноса дома – то есть в марте девяносто шестого года – и куда-то подалась, не оставив по себе упоминаний. Тихонин был упрям и нашел дилера, который помогал ей сбыть квартиру с рук. Впадая, что ни слово, в состояние блаженной и задумчивой деменции, этот бывший дилер что-то вспомнил о мужчине с бородой, который Тамару всюду сопровождал: все говорило о Владлене Васильевиче, и получалось, что поэт и афорист вернулся к ней, чтобы забрать ее к себе, допустим, в Новопечь. Поездку в Новопечь Тихонин, в те поры задерганный людьми и раздерганный делами, все же отложил до лучших дней.

Дела захватывали Тихонина как никогда, они расхватывали время, как и прежде; жизнь оставалась увлекательной и была полна; поиски Марии понемногу утратили упрямую настойчивость, освободились от тревоги и продолжались по привычке: их даже поисками уже нельзя было назвать, потому что к ним Тихонин больше не предпринимал усилий и шагов. Просто он при случае и между делом спрашивал – историков, к примеру: а нету ли у них среди знакомых им коллег в Америке историка по имени Фил, у которого была когда-то или таковой осталась жена по имени Мария. Филы в их ответах нет-нет а попадались, но по возрасту еще или уже не подходили; либо никто не знал их жен, и нельзя было исключить, что нужный Фил мог попросту забросить свои занятия историей и раствориться в иных толпах.

Со временем освоив интернет, в котором раньше ему не было нужды (любую незадачу, тем более непостижимость он всегда мог прояснить и даже разрешить с нашей помощью), Тихонин взял за правило хотя бы раз в неделю вбивать в поисковик короткие, по видимости грубо связанные связки слов, если навскидку, то такие: «историк фил; археология мария фил; пытавино тамара надоуменко мария; пытавино америка мария фил; узбекистан археология мария возможно надоуменко»… Когда его брала тоска, уныние клонило, гнуло долу, Тихонин обращался к кому-то никому, куда-то в мировое никуда: «Найти Марию, которая жила в Пытавине, училась на историка в Уральском университете, вышла замуж за историка Фила, с ним уехала в Америку и там куда-то запропала».

Нельзя сказать, что Сеть в ответ не шелохнулась. Она без устали вытаскивала из океана правды и вранья, из тьмы и тьмы двоичных чисел на свет дисплея горы шума и хлама: без счету разных филов и марий, со всеми их историями, месседжами, репликами, выкриками, портретами и сведениями, бывало, и с их данными, порой конфиденциальными. Не то что перебрать всю эту гору хлама – скользнуть по ней лишь только взглядом Тихонину и жизни не хватило бы; взгляд уставал, сам за собой не поспевая, – обученно задерживаясь и отдыхая на упоминаниях и изображениях Девы Марии, Марии Магдалины, на головном платке Марии Терезы, на гимнастерке Маши Порываевой, а также на Филиппе Македонском и, тоже греческом, Филиппе – муже последней английской королевы.

В Сети завелись и соцсети, способные когда-нибудь со временем затянуть в себя все человечество. Тихонин в них старался не соваться: там считалось нормой на любой вопрос отвечать встречными вопросами, еще добавить к ним советов – лишних вопросов и непрошеных советов Тихонин не любил. Похоже было, он остался чужд возможностям Сети; цель поисков, похоже, его всё меньше занимала, и они стали на годы его любимой настольной игрой с компьютером и самим собой, игрой, в которой результат уже не важен: нездоровой игрой, как обмолвился кое-кто из нас, и пусть эта обмолвка останется на его совести.