Ветер в черном (СИ)

— До тех пор, пока там не появляются подобные вам маргиналы, которые подтирают страницами книг мягкое место.

Золотистые глаза его оппонента сверкнули оскорблением, а лицо вновь исказилось, обнажая все скрытые морщинки.

— Я гилантиец, — голос его прозвучал глухо, точно крик совы, — и в отличие от вас, кэанцев, у нас нет привычки прятаться за амулетами.

Память Эоласа вновь разделилась, и он увидел два варианта развития событий одновременно — те прошелестели в его голове, словно книга, на одной странице которой был написан оригинальный текст, а на другой — перевод.

Первый…

— Не каждый, кто носит плащ с металлической застежкой, является кэанцем, юноша, — холодно произнес Эолас и усилием воли протянул незнакомцу руку: — Я такой же гилантиец, и мое имя Эолас.

Темноволосый посмотрел недоуменно, а затем лицо его приняло новую гримасу — несколько зажатую юношескую улыбку:

— Хейзан.

…и второй.

— У меня нет времени на словесные баталии, — отрезал Эолас и хотел уже отвернуться, как незнакомец бросил:

— Словесные так словесные. А если так?!

В следующее мгновение Эоласа ослепила боль в лице; писатель свалился на дощатый пол — ощущение было такое, будто ему сломали не только нос, но и позвоночник. Сплюнув кровь, Эолас приподнялся на локтях и ухватился за Гиланту, целясь незнакомцу прямо в горло…

Уж сколько раз Эолас впоследствии хотел отделаться от Хейзана, а временами — избавить Просторы от его саркастической души, но сдерживался, понимая, что тем самым уничтожит самого себя.

Может быть, он, напротив, перешел бы на новую ступень существования, проскользнула загадочная мысль? Многие годы Эолас жил с раздвоенным восприятием себя: вне сомнения, он горел самолюбованием и жаждал признания, но одновременно ненавидел подонка, которого видел в зеркале. Так было всегда, но кто сказал, что ситуацию невозможно обернуть в свою сторону и навсегда избавиться от мертворожденного двойника?

Но Эолас знал, что шепчущий туман ошибается. Лишь до той поры, покуда с ним остается самокритика, тексты Эоласа оживут в глазах читающего и взрежут тому горло, как он — Хейзану. Если он лишится презрения к себе, если погрузится в пучину бездумного нарциссизма, слепота одолеет написанное им, и чем дальше, тем чернее будет ее беспросветица.

Эолас усмехнулся, вспоминая последующий диалог с Хейзаном — когда тот, над кем он смеялся, ушел понурым (оказалось, он требовал от мага сделать так, чтобы не гнила в огороде морковка — понимай это как хочешь, не то намекнул, не то пошутил Хейзан).

— Еще пива? — предложила грудастая носильщица, наклонившись над столиком и задев своими природными объемами руку Эоласа. Тот немедленно отдернул ладонь, словно прикоснулся к морскому ежу.

— Два, — щелкнул пальцами Хейзан, но Эолас поправил его:

— Одно. Мне, пожалуйста, чай.

Носильщица выдавила, едва сдерживая смех:

— Чая нет. Может, все-таки пивка? — И подмигнула. Эолас откашлялся и ровным, будто глаженая ткань, голосом ответил:

— Тогда благодарю за участливость, миледи, но я откажусь от выпивки.

Девушка покорно ушла выполнять заказы, мурлыкая мелодию, которую только что наигрывал местный бард. Хейзан присвистнул:

— До чего же ты любезен к людям.

Эолас посмотрел на него скептически, ощущая прилив мягкотелого доверия — такого даже сестра обычно не удостаивалась, — и впервые за свою нынешнюю жизнь выругался вслух:

— Х*юдям.

Запах гнили вернул Эоласа в овраг; поверхность воды пузырилась, словно кипела, но источала только холод. Над осокой играли в салки сине-прозрачные стрекозы.

— Что ты хочешь показать мне следующим? — спросил Эолас, довольный тем, что переиграл неизвестного оппонента. Дымка всколыхнулась без ветра, отвечая.

…ему тридцать один, и впервые с девятнадцатилетия он с упоением целует белое женское тело, томно подрагивающее под его руками.

— Эйли, — выдохнула девушка, стискивая его острый локоть, и Эолас оставил особенно яркий отпечаток между ее грудей. — Эйли, сделай это!

Эолас ловко, словно в юности, избавился от завязок, и юбка полетела на серый ковер простенькой спальни, где дражайшая Вивиан встретила его — на ярком свету, что вычерчивал все необходимое под тонкой шелковой сорочкой. И Эолас не удержался — тем более, что девушка немедля сбросила ее сама.

— Э-э-эйли!.. — застонала Вивиан, отвечая его движениям, словно водная рябь — ветру. Ее темно-русые волосы разметались по подушке, а ресницы трепетали, как бабочки с летних лугов Терналвэя. Эолас вскинул голову, пытаясь не сбить суматошное дыхание.

Он встретил Вивиан в лавке при типографии — она заинтересовалась его последним рассказом и требовала от издателя продать ей что-нибудь еще того же автора. Одетая в черно-бордовое платье, немного не достающее до тонких щиколоток, Вивиан обзавелась целой стопкой поэтических журналов, где в скромном разделе прозы обосновались в числе прочих и тексты Эоласа. Когда она вышла из лавки, Эолас тенью проскользнул за ней — редкий шанс узнать мнение из первых уст.

— Добрый вечер, миледи. Разрешите полюбопытствовать, что же вы думаете об этом… Эоласе?