Ветер в черном (СИ)

Пожар разрастался, словно великанский стебель из детских сказок Двуединой Империи. Мимо порхнул с перепуганным курлыканьем лесной голубь — и свалился ничком, опалив перья. Эоласа прошиб пот от настигающего жара.

Однажды Хейзан в разговоре о смерти сказал ему:

— Мне запомнились слова одного лютниста, которого я встретил в таверне. Он сказал, что его за гранью дожидаются герои его песен.

— Ждет ли меня жизнь после смерти, воплощенная моими текстами? — спросил Эолас снисходительно. — Нет, Хейзан. Дожидается за гранью не то, что ты сотворил, но что сотворило тебя. Легенды ли, легкостью слова похожие на полет мифической твари, а остротой — на ее же зубы? Бескрайние зимние ночи, когда крикни — и крик долетит по снегу до прозрачных гор вдалеке? Неважно, в сущности.

Он помолчал.

— Я? Себя я сотворил сам, и по ту сторону меня ожидает мрак вечного Ничто.

…с грохотом обвалилось дерево, рухнув в паре метров от Эоласа; тот даже не пошевелился.

Когда на голову Эоласу капнуло, он подумал, что это сворачивается сожженный край реальности, и мельчайшие капилляры в ее абстрактном теле рвутся, выделяя кровь. Капнуло снова, и он провел рукой по волосам — но пальцы не зачерпнули красное.

Подняв голову, Эолас увидел сквозь кольцо огня черные, как ветви гибнущих деревьев, тучи. В следующее мгновение на израненную землю Скорбящего пал очистительный дождь, и восходящий феникс лишился своего пламенного оперения.

========== Часть 4: Под листвой | Соло, часть 2 ==========

Ее не видели уже четыре дня. Она, помнится, говорила вскользь о том, что жизнь ей опостылела, но никто из друзей и членов семьи и предположить не мог, будто это всерьез.

Настолько всерьез, что…

Четыре дня назад она спозаранку отправилась собирать ягоды. Несмотря на то, что она была магом, ей всегда доставляло удовольствие простая работа, в особенности — уединенная. К тому же, лес был для нее вторым домом, как и для многих других меенцев.

Следопыты разводили руками — два дня после ее исчезновения шли непрерывные дожди, и земля раскисла. Испытанными тропами она никогда не ходила, прокладывая свои. Говорила что-то об огромном дереве, под которым садилась читать и слушала, как смеются ветви над цветом ее волос.

У матери-кэанки не было денег подключить магов-поисковиков из Ореола — этот экспериментальный подраздел светлой магии, основанный на поиске теплового следа человека, только начали изучать. Женщина ночей не спала, а по утрам сама выходила в лес, рискуя заблудиться, и звала.

Тело обнаружил такой же лесной странник, как и она.

Просинь неба мелькала в шумной листве, беспощадно далекая. В изогнутых корнях бережно лежала корзина, а над нею раскачивался в петле труп девушки с потемневшей от удушья головой.

Ti Orthans argastello nei te Ortha, повторяла Рохелин первый час их путешествия по Лайентаррену цитату из безымянной тиольской поэтессы времен Обретеня. Скорбящий не отступится от скорби.

Пока что Скорбящий не соответствовал своему имени, ничем не отличаясь от лесов Темного Нино, где Рохелин проводила по несколько месяцев в одиночестве, зачарованная; впрочем, глупо было полагать, что деревья встретят путешественников дружным плачем. Подобные леса Рохелин всегда считала целительными — не только из-за волшебного воздуха, дышать которым было одно удовольствие, но и потому, что они лечили сердечную сухость и блеклость взгляда. Рохелин отдалась бы этому витку странствия с головой, если бы не ноющий страх перед Обездоленными.

Первый привал они сделали уже ближе к вечеру, когда предзакатное солнце сияло оранжевым где-то над невидимым горизонтом, опаляя чистое небо. Обнаружилось неприятное: бурдюк с водой прохудился, так что пришлось есть всухомятку, а после — отправиться на поиски ручья. К моменту, когда Хейзан и Рохелин вернулись на стоянку, уже стемнело; к счастью, Рохелин догадалась собрать по дороге хворост, а Хейзан запалил костер при помощи магии, так что раздирать ладони о трут не понадобилось. Однако устали оба зверски.

Хейзан сидел возле дерева, скрестив ноги, а Рохелин тщетно пыталась задремать — однако ей все время казалась, что черная земля вот-вот провалится, как глазницы, и изойдет червями.

— Могла ли ты подумать, Хель, что в своем странствии встретишь оживший миф?

Рохелин вздрогнула — настолько точно Хейзан проник в суть ее мыслей; потом вспомнила, что он — маг, а значит, может их украдкой читать. Но звенящее доверие между ними не терпело недомолвок, а Хейзан, несмотря на всю паршивость своего характера, берег это доверие с момента их первой близости, поэтому Рохелин решила, что он просто угадал.

— Я никогда не отметаю самых диких предположений. Поэтому я и помогла тебе, — призналась она. — Решила, будто проклятие может перекинуться на мое чувство.

Хейзан склонил голову в легком недоумении; прежде Рохелин всегда упоминала свою жажду странствия в мучительном контексте постоянных терзаний.

— Разве ты не хотела бы избавиться от него навсегда?