Ветер в черном (СИ)

Безумный высверк взгляда, ржавые зубья — рыжее обычного от огня, который Хейзан успел распалить и подсечь им ноги нападавшего. Тот рухнул, а в ушах Хейзана осели собственная ругань, застлавшая скрип цикад, и тяжелое дыхание.

Возле прохудившихся сапог крестьянина загорелась трава, но тот упрямо бухнулся на колени и нашарил выроненные вилы.

— Даже не думай, — прошипел Хейзан, зажигая пламя для следующего удара.

— Погоди. — Рохелин поднялась на ноги — одновременно с крестьянином. Хейзан примерился; вдруг крестьянин застыл и заморгал, будто что-то ясно различимое скрылось с глаз долой. Опустил вилы.

— Какого…

Крестьянин заговорил было, но опомнился. Показал пальцем на себя, потер закрытые глаза, затем взъерошил немытые волосы и указал на Рохелин. Хейзан обернулся к ней, потом обратно.

— Ты обознался, — медленно произнес он. — Значит, ты кого-то ищешь. Дочь или жену, с черными волосами.

Вновь что-то неразборчивое. Притоптал дотлевающую траву и смотрит — с надеждой.

— Похоже, он ждет от нас помощи, — мрачно заключил Хейзан. — И как сказать ему, чтобы убирался откуда пришел, пока Обездоленные не утащили?

— Давай я. — Рохелин перешагнула через дерево, села, оправив юбку. — Посвети мне.

Она отломила веточку, расчистила землю перед собой и жестом поманила крестьянина. Хейзан чуть не отпрянул от застарелой вони, когда тот приблизился. На пламя налетели мотыльки и мельтешили перед лицом, время от времени поджариваясь.

Рохелин нарисовала фигурку с темными волосами и вилами, указала:

— Это ты. Хорошо? — Стерла носком сапога, изобразила другую фигурку — с такими же волосами, но в юбке. — Та, кого ты ищешь. — Набросала деревья, окружающие ее. — Лес. Она ушла в лес?

Крестьянин понуро кивнул. Рохелин вновь нарисовала фигурку с вилами и обнесла лесом и ее.

— Ты пошел искать ее.

Кивок.

— Тебе не надо было этого делать! — произнесла она с отчаянием как можно более паническим и, стерев часть деревьев, начертила подобие черепа. — Ты погибнешь! — Она изобразила третью фигурку, с черной головой, и направила стрелу от нее к первой, в юбке. Крестьянин ткнул заскорузлым ногтем в третью фигурку и прошептал что-то голосом, полным ужаса. Хейзан толкнул его плечом.

— Про Обездоленных ты знаешь. Так какого черта ты потащился в лес, тебе жизнь не мила?

Крестьянин виновато показал на первую фигурку.

— Хейзан прав, — наставнически сказала ему Рохелин, после чего дорисовала поодаль от леса дом и начертила жирную стрелу от второй фигурки. — Возвращайся. Ты бессилен.

Сложив руки на груди, крестьянин замотал головой.

— Ты погибнешь! — повторила Рохелин, обведя череп, на что крестьянин гордо вскинул подбородок и заявил нечто, очевидно означающее “Я не боюсь!”. Хейзан ругнулся сквозь зубы.

— Хель, давай я прогоню его к чертям собачьим и на этом закончим.

— Можешь попробовать, — пожала она плечами. — Но ручаюсь, он не отвяжется.

Крестьянин действительно не собирался уходить, даже когда Хейзан пришел в бешенство и, толкнув, гаркнул “Прочь!”, указывая пальцем в сплетение деревьев. Опасаясь за Рохелин — мало ли, что взбредет в голову этому дикарю, — Хейзан просидел рядом с ней всю ночь, слушая два дыхания — ее, тихое, и его — хриплое и булькающее. Хейзан и сам грешил храпом, но подобного безумия горловых звуков не слышал никогда, даже в щелкающем языке тьекитемцев.

Рохелин проснулась рано, когда крестьянин еще беспробудно дрых, поэтому Хейзан предложил бросить того здесь и уйти как можно скорее. Однако по велению какого-то злого рока Рохелин споткнулась о корень и подняла тучу шуршащих листьев, да еще и жестоко выругалась; крестьянин немедля очнулся. Потянувшись, так, что Хейзан отпрянул от зловония его подмышек, абориген вдохновенно прокричал что-то и махнул рукой — дескать, следуйте за мной.

— Как думаешь, он отстанет от нас, если мы проводим его в деревню? — спросил Хейзан у Рохелин, изучая карту. — Мы не сильно отклонимся, меньше чем на лигу.

Рохелин лишь пожала плечами и оглянулась на крестьянина, который смотрел на обоих умоляющими воловьими глазами.

— Узнаем, только если сделаем.

— Он, похоже, считает нас великими воителями, — сказал Хейзан, когда они с Рохелин уже следовали за новым знакомым, который путался в собственных ногах и вспрыгивал от любого шороха. — Впрочем, по сравнению с ним любой великим будет.

— Будь снисходительнее, — посоветовала Рохелин. — Бóльшая часть людей — такие.

— Хорошо, что ты не Эоласа об этом просишь — он бы проломил тебе голову. Точнее, — усмехнулся Хейзан, — попытался бы.

— Это вера в меня или неверие в него?

Хейзан передразнил ее былое недоумение:

— И то, и другое.

К вечеру крестьянин вывел их на покатый склон, под которым раскинулась на опушке небольшая деревня буквально в десяток домиков. Подобные деревушки всегда казались Рохелин достойными местами для того, чтобы встретить старость — имея свой небольшой садик и добрых соседей, которые не нарушают твое долгожданное одиночество.