— Рада знакомству, — заморгала Селиста и вцепилась в пальцы протянутой им руки, словно утопающий — за плавник. Взгляд ее упал на шрамы, и она невольно ойкнула, прижав ладонь ко рту.
— Да… об этом, — произнес Хейзан и решил начать издалека. — Тебе известно что-нибудь об артефакте под названием Иррсаот?
— Конечно! — воскликнула Селиста; глаза ее загорелись, а сама она подобралась, дабы гордо сказать: — Мой профиль как мага — потерянные артефакты и легенды о них.
Хейзан вскинул бровь:
— Вот как? Тогда что ты думаешь о теории, будто Иррсаот — не артефакт, а нечто хтоническое? Изъян нашей вселенной, который позволяет нарушать ее неписаные законы, а заодно — разбрасывает по ней случайные аномалии?
Селиста хотела возразить, что его слова ничем не подкреплены, однако в разуме мелькнула безумная догадка.
— Ты нашел Иррсаот?
Медленный кивок.
— И уничтожил.
Селиста крепко схватилась за оголовье кровати, чтобы не упасть без чувств. Перед глазами заплясали мушки.
— Как ты это сделал? — только и сумела выдохнуть она.
— Не столько я, сколько Гиланта, — признался Хейзан — и чертыхнулся, когда Огиус принялся втирать целебную мазь в особенно глубокую рану. — Я отправился в библиотеки Чезме, как только обнаружил, что гилантийцы больше не могут перемещаться с помощью четвертого измерения. Там же я встретил Обездоленного, — несколько слукавил он. — Незадолго до этого я видел сон о Ха’геноне…
— Подожди, — остановила Хейзана Селиста, тщетно пытаясь уследить за сюжетом его злоключений. — Можешь рассказать еще раз, только медленнее и в подробностях?
— Подробности уже не важны, — отмахнулся Хейзан; далекое минувшее слепилось в клубок, разорвать которого он был не в силах. — Так или иначе, я прибыл в Лайентаррен и там отобрал Иррсаот у его новой хозяйки, меенки по имени Рун. Тогда-то Гиланта и… заговорила со мной.
— Словами? — изумилась Селиста.
Хейзан помотал головой.
— Образами. Аллегориями, которые казались мне более ясными, чем летнее небо. Нечеловеческими метафорами, вплетающими в себя что-то без границ и пределов…
Закончив свои манипуляции, Огиус тихо поднялся на ноги и оставил Хейзана и Селисту наедине, невольно усмехнувшись предчувствию, что эти двое не только поладят, но и привяжутся друг к другу всем сердцем.
— Я любил одну женщину…
Внутри у Селисты заклубилось что-то остроугольное и жгучее — смесь внезапной ревности и неверия. Затем она разозлилась на саму себя; глупо было думать, что взрослый маг с прекрасными золотыми глазами одинок.
— Странницу по имени Рохелин. — Хейзан встал с кровати и стиснул кулаки, оглядевшись, точно в поисках какой-то подсказки. — Я должен ее найти.
Селиста едва сдерживала накатившие слезы. У богов нет сердца.
— Если она странница, — выдавила она, стараясь спрятать как можно дальше свое оскорбленное чувство, — как ты ее отыщешь?
— Я знаю, что она собиралась в Ме… погоди, ты плачешь?
— Аллергия на пыль, — отмахнулась Селиста, зная, что врет совершенно неумело, и не проницательный взгляд Хейзана ей обманывать.
Хейзан склонился к ней близко-близко, отчего по спине Селисты пробежали мурашки.
— Селли, — вполголоса произнес он, — я знаю, что ты ко мне чувствуешь — и не понимаю сам себя. Возможно, это путешествие наконец поможет мне разобраться, а заодно разложить по местам все, что я изведал.
В груди екнуло; то, что он говорил… то, как он это говорил — пело, будто надежда еще не потеряна.
— Я отправлюсь с тобой, — решительно заявила она. — В печку академию.
Ей показалось, что во взоре Хейзана промелькнуло сожаление.
— Хорошо, — сказал он — и коснулся губами ее лба. Под ложечкой у Селисты вспыхнул бессильный гнев — сожалеет он. В лобик целует. Как же…
— Не кори себя за то, что уничтожил Лайентаррен, — ласково произнесла Селиста, укрыв желание погладить Хейзана по темным волосам, вьющимся от влажной стылости. — Это сделал не ты, а Гиланта.
Хейзан не стал распаляться перед нею, что гибель Скорбящего была делом именно его рук, и только это осознание — самолюбивое осознание — поддерживало на плаву его новую жизнь. В конце концов, Селиста не знала ничего о смерти — и о том, что убийство переворачивает мир с ног на голову лишь однажды.
Таверн в Тайме, столице Меена, теснилось больше, нежели звезд на небе. Хейзан и Селиста успели проверить из них всего ничего, прежде чем на город опустилась в два выдоха молчаливая северная ночь. Хейзан уверял, что Рохелин должна была заглянуть в Тайме перед тем, как отправиться в путешествие по меенским лесам; Селиста кивала, про себя умоляя всех богов, чтобы Рохелин загрызли волки.
Они остановились на постоялом дворе некого Кайюса — самом крупном во всем Тайме, настоящем перекрестке сотни дорог, ни одна из которых не была дорогой Рохелин. Селиста с содроганием думала о дне завтрашнем, когда Хейзан потащит ее по другим трактирам, полным пьяных северян и удушливого запаха протухшего мяса, однако остаться не рискнула бы — вдруг Хейзан встретит-таки свою Рохелин и забудет про нее, Селисту, навсегда?
В дверь постучали; шорохнув плащом, Хейзан открыл и обнаружил на пороге самого Кайюса, седовласого и обстоятельного.