Ветер в ивах

– Жабсфорд – уникальное в своём роде сооружение, типичное родовое поместье английской аристократии. Построен в четырнадцатом веке, оборудован всеми современными удобствами. Новейшей системы канализация, пять минут ходьбы до церкви, почты и площадок для игры в гольф. Легко приспосабливается для…

– Дружочек, – засмеялась девица, – я же не собираюсь покупать твой Жабсфорд. Ты расскажи что-нибудь взаправдашнее. Погоди, я сейчас ещё чаю принесу.

Она ушла и вернулась с полным подносом. Жаб взял ещё хлеба и, хрустя корочкой, повёл рассказ. С энтузиазмом описывал он рыбный садок, грядки, откуда прямо на кухню поступала свежая зелень, скотный и птичий двор, конюшни и голубятни, гостиные комнаты и шкафы, набитые хрусталём и фарфором, а там было рукой подать до пышных и весёлых застолий, где Жаб пел песни, рассказывал анекдоты и вообще задавал тон. Особую заинтересованность у девушки вызвала прачечная с гладильной машиной. Потом она попросила рассказать о его друзьях и с искренним интересом слушала об их жизни и приключениях. Разумеется, она умолчала насчёт своей любви к животным, понимая, что такой любовью Жаб был бы оскорблён до глубины души. Когда она, наполнив свежей водой кувшин и перетряхнув подстилку, пожелала ему спокойной ночи, Жаб был уже почти в прежней форме: самодовольный, бодрый и жизнерадостный. Он спел сам себе пару застольных песенок, свернулся на соломе и всю ночь видел замечательные сны.

Шли дни, единственными просветами в которых были частые, долгие беседы. В конце концов девушка решила, что держать бедное животное в заключении за такую, как ей казалось, ерунду жестоко. Тщеславный Жаб думал, что корни её симпатии к нему лежат гораздо глубже. Он даже пожалел, что социальная пропасть между ними столь глубока: ведь у неё было славное личико и она явно оценила его по достоинству.

Однажды утром девушка была необычно рассеянна, на всё отвечала невпопад и не обращала внимания на его мудрые мысли и блестящие остроты.

– Послушай, Жаб, – молвила она наконец. – У меня есть тётка… Она прачка.

– Ну-ну, – великодушно и снисходительно отвечал Жаб, – это не беда. Кое-кто из моих тёток только и годится что в прачки.

– Да помолчи ты минуту! Лучше бы ты вообще поменьше разговаривал. Мне надо подумать, а ты трещишь как сорока, так что у меня голова трещать начинает. Так вот, моя тётка – прачка. Забирает бельё в понедельник, приносит в пятницу, а сегодня четверг. Послушай, что я придумала. Если ты не нахвастал, ты очень богат, а она женщина бедная. Для тебя несколько фунтов стерлингов – пустяк, а для неё это совсем не пустяк. Если бы ты с ней договорился, – кажется, вы, животные, называете это дело «подмазать», – то я могла бы устроить так, чтобы она оставила тебе своё платье, платок и прочее, а ты сбежал бы из замка под видом прачки. Так-то вы очень похожи, особенно по фигуре.

– Вовсе мы не похожи, – обиделся Жаб. – Я очень строен, если не забывать, кто я.

– Она тоже очень стройна, если не забывать, кто она. Ладно, как хочешь! Я тебя пожалела, хотела помочь тебе, а ты просто-напросто неблагодарный глупец.

– Нет-нет, большое тебе спасибо, – поспешно сказал Жаб, – но ты только представь: чтобы я, благородный Жаб из Жабсфорда, бродил по дорогам Англии в облике прачки!

– Тогда можешь сидеть тут в облике Жаба, – резонно заметила девушка. – Ты, видно, хочешь отсюда в карете выехать.

Когда Жаб оказывался не прав, он понапрасну не спорил.

– Да, да, ты умная, добрая и милая девушка, – сказал он, – а я действительно забыл, на каком я свете. Будь так добра, представь меня своей уважаемой тётке, и мы наверняка найдём общую точку зрения на вопросы, представляющие взаимный интерес.

Назавтра девушка привела тётку и помогла внести в камеру свёрток с бельём. Поскольку она заранее подготовила её к переговорам, а Жаб предусмотрительно выложил на столик несколько золотых, то дело было мигом улажено и оставалось обсудить лишь детали. Взамен Жаб получил от неё халат, платок, передник и порыжевший чёрный чепец. Единственное, на чём настаивала тётушка, – это чтобы её скрутили, связали и в угол бросили. Таким неубедительным фокусом, порождённым убогой прачкиной фантазией, решили отвести подозрения и замести следы сделки.

Жаб был в восторге. Теперь он исчезал из тюрьмы с определённым шиком, оставляя нетронутой свою репутацию отчаянного головореза. С усердием помог он представить прачку жертвой совершенно неконтролируемых обстоятельств.

– Теперь твой черёд, Жаб, – сказала девица. – Снимай плащ, снимай костюм; ох и толстый же ты!

Не в силах удержаться от смеха, она облачила его в халат, скрестила концы платка на груди и подвязала чепец у самой шеи.

– Точь-в-точь тётушка, – хихикнула она. – Ей-богу, есть на что посмотреть. Ну что ж, прощай, Жаб, ни пуха тебе, ни пера. Иди тем же путём, каким попал сюда, и помни, что, если тебе кто что скажет, ты можешь, конечно, ответить, но вообще-то ты теперь – пожилая вдова, которой есть что терять и которая очень боится за свою репутацию.