Молился он перед изображением Девы Марии, я стоял рядом с фитилем, и, закончив, он съязвил насчет моего виноватого вида. “Ты и Мария смотритесь красивой парой”, — сказал я. Тогда он ответил, что ему предпочли старого плюгавого рогоносца Иосифа, и на этом все. Подумать только, тогда я видел его в последний раз, и это была наша последняя беседа, пустяковая, почти ни о чем.
— Тебе получше? — спросил я.
— Сегодня я чувствую себя совершенно иначе. Кажется, я излечилась.
И я невольно нарушил правило, без обиняков прописанное в наставлении для священников:
— Вчера я проспала почти целый день. В пятницу вечером, когда Том принес меня домой, он приготовил мне отвар, противный на вкус, но потом я крепко спала всю ночь и почти всю субботу, пока тот маленький человек не разбудил меня.
Благочинный. Сара, вероятно, была последней, кто видел Ньюмана живым, учитывая, что он утонул субботним утром, благочинный не мог не заинтересоваться этим обстоятельством. И первая дверь, в которую он постучал, была дверью Сары; после визита к ней умнее он не стал, разве что понял, что ему придется стучать еще во многие двери, если уж он вообразил себя шерифом.
— Благочинный был добр с тобой? — спросил я.
— Он был очень добрым, подогрел мне остатки отвара в кружке, сел в дальнем углу и сказал, что мне не стоит беспокоиться, он знает, что я не убивала Томаса Ньюмана. Надо же, а мне и в голову не приходило, что я могла его убить. Я даже не знала, что он умер.
Я опять отвернулся от нее. Старательно избегая ее взгляда, я опустил голову и уставился на заляпанную черноту моей рясы. О смерти Ньюмана Сара упомянула с поразительным спокойствием, впрочем, она и в остальном была поразительно спокойной, словно околдованная либо одурманенная болезнью. Когда я отвернулся, она тоже отодвинулась, опустившись на пятки, и я уже не мог видеть ее лица.
— Ты должна молиться изо всех сил, Сара, за восстановление твоего здоровья, — сказал я. — Давай-ка вместе помолимся. Дева, заступница наша.
—
— Зерцало праведности.
—
— Оплот мудрости.
—
— Источник нашей радости.
—
— Роза таинств Христовых.
— Вы пропустили кое-что, отче.
— Все равно — Роза таинств.
—
— Утренняя звезда.
—
— Исцеляющая недужных.
—
— Спасительница грешников.
—
— Утешение страждущим.
—
— Дозволь, молю я Тебя, о Господи Боже, — продолжил я, и Сара подхватила, как я и надеялся, так что закончили мы в унисон, — нам, рабам Твоим, пребывать в здравии духа и тела до скончания дней наших.
Последнюю фразу она повторила на латыни:
—
Ее латынь была уверенной, память безупречной, пусть она и была истерзана необъяснимой болезнью. Молитвы проникли в ее плоть и кровь, она была верующей до мозга костей. Вот оно — летом в зарослях тростника, там, где река течет медленно, мутная и тяжелая от примесей, Сара и Анни тянут из воды чужую вершу: обе были лихими грабительницами. Под утренним солнцем угри, вынутые ими из верши, казались сгустками света, вспыхнувшего на ладонях. Мелочь они, размахнувшись, выбрасывали обратно в реку. Тяжелой работой обе не тяготились и были по-мужски горластыми; хваткими, как лисы в курятнике; веселыми и стремительными, как утро; ненасытными, как солдаты на войне.
—
Дня через два после того, как мы с Ньюманом беседовали о времени на речном берегу, — он тогда еще бросил тисовый сук в реку, и в тот день мы впервые заговорили о постройке моста — я вдруг обрушился с вопросами на мою сестру. Почему время не может идти вспять, равно как и вперед? Если время не река, но круг, и если можно путешествовать по этому кругу в ту или иную сторону и закончить там, где начал, почему время движется лишь в одном направлении?