Ветер западный

Итак, поиски начались. Дюжая половина деревни помчалась, либо двинула рысцой, либо зашагала на реку, к Лишней мельнице, а те, кто послабее, остались дома разводить огонь, готовить завтрак и раскрашивать яйца, чтобы дарить друг другу в Яичную субботу, поскольку день должен идти своим чередом.

Я тоже отправился в путь. Священник не ведет народ за собой, а также не бегает во всю прыть (в рясе поди побегай), он лишь по-стариковски мелко, торопливо перебирает ногами, даже когда он молод, и удивляется про себя, действительно ли он в теле Христовом и почему тогда ему не дается столь простая вещь, как переставлять ноги пошустрее. Я шествовал в одиночестве; ринувшиеся на поиски намного опередили меня, скрывшись в дымке сумрачно зачинавшегося дня, Хэрри Картера с ними не было. Я порадовался тому, что Картер, наверное, сейчас согревается в доме, но насторожился: что подумают люди? Что Картер не видит надобности в поисках? Знает наперед, что в них нет смысла?

Около сорока или более прихожан одолели полмили до заводи у Лишней мельницы, где я к ним и присоединился. Никакого утопленника и в помине не было. Туман полз по полям к деревне, и река, усмиренная заводью, продвигалась натужно, словно задняя нога вола, запряженного в плуг. По берегам упавшие деревья там, где сырая зима взрыхлила почву, уйма мест, где утопленника зацепило бы, но всюду пусто. Мы проследовали до излучины у Погорелого леса. Здесь река разворачивалась назад столь резко, что изгиб от русла отделял крохотный клочок земли шириной не более четырех шагов, этакий островок, на котором мы стояли, опасаясь рухнуть в воду, и кричали: “Ньюман! Томас Ньюман!” — словно уговаривали его вынырнуть, прервав купание.

Но наши призывы остались без ответа. Возбуждение нарастало. Разговоры и разноголосица: “Танли, наверное, увидел зверя, а не человека. Нет, это был человек, Танли не поднимает шум по пустякам. Может, Ньюман в полях, или охотится, или гуляет где. В такой дождь? Нет, это непохоже на Томаса Ньюмана. А не то спит в своей постели — разве Джанет Грант проверила, дома ли он? Она только в дверь постучала. Ха, если он спит себе, а я тут полощусь под дождем, топая по всякой дряни и грязи, убью его своими руками. Том Ньюман утоп?! Верится с трудом. Он не мог утонуть. Всякое бывает. Отче? Он утонул, отче? Откуда отцу Риву знать, кто утонул, а кто нет, он спал, как и все мы”.

Я молча пожал плечами. Кое-кто побежал дальше, за излучину у Погорелого леса, туда, где река постепенно выпрямлялась, приближаясь к Западным полям. Если тело уплыло так далеко, нам никогда его не найти. В этой суматохе и гаме я улизнул. Зашагал обратно, вверх по течению, и, отшагав четверть мили, добрался до моста в одиночку и насквозь промокшим. Встал на берегу у рухнувшего пролета, где, как я знал, Ньюман вошел в воду. И зашептал, обращаясь к самому себе: “Приглядись. Река, что бьется о берега, бесполезные устои, густая грязь, вспаханная коровьими копытами, и не разобрать в потемках, где тут река, а где земля. Невзначай, по неосторожности утонуть здесь вполне возможно; нет, почти неизбежно. Чудо, что прежде подобного не случалось”.

Я пощупал ногой землю у моста. Да, чисто лед. Кто угодно поскользнулся бы. В размокшей земле ямки с дождевой водой, продавленные мужскими башмаками, а вон там, надо полагать, доказательства скольжения вниз: два следа, подлиннее и поуже, но не глубокие, здесь ноги надолго не задержались — и ровно в том месте, где река упирается в берег. Впрочем, трудно судить наверняка по этому месиву из грязи и воды.

Уже собираясь уходить — размышляя о том, что нужно немедленно послать за благочинным, показать ему место, где случилось несчастье, если он захочет это увидеть, и не мешать ему прийти к выводу о гибели по неосторожности, — я вдруг заметил в грязи длинную веревку. Я храбро ступил в глубочайший слой грязи, чтобы извлечь веревку; теперь и я держался за треснувший устой. Веревка оказалась длиной и шириной в пояс — Ньюману не принадлежавший, он носил кожаный пояс. Нет, это был пояс Картера. В последние несколько лет я видел его на Картере каждый день. Подобрав пояс, я намотал его на кулак.

— Спасибо, — сказал я и, щурясь, вгляделся в сгущавшийся туман. Если кто другой нашел бы пояс Картера, что тогда? — Благодарю Тебя, Господи.

* * *

Потом прибыла повозка, правили ею двое мужчин из Борна, они и погрузили вещи моей сестры. Какой пустой стала комната, наполнилась пустотой до самого верха, и я почувствовал, что места для меня здесь больше нет, даже встать было негде в этой жуткой давящей пустоте. Sanctus, sanctus, sanctus, — произнес я вслух. Слова упали будто камни на жесть, и казалось, комната выталкивает меня на улицу, по которой возвращались с реки люди, искавшие тело.

Грязь с веревки я смыл в ведре с дождевой водой, что стояло у боковой стороны моего дома. Спрятал веревку в углу комнаты, прикрыв ведром, ополоснул руки и вышел на улицу. Джон Хадлоу шагал, свесив голову, согнув плечи под холодным дождем.