Ветеран Армагеддона

Видимой конечной цели своего плавания оно не имеет, государство пустилось в него, стараясь достичь светлого капиталистического берега, не имея ни компаса, но маршрута. Точно так же мы когда-то пустились в путешествие, стремясь в светлое коммунистическое завтра. Мы долго плыли и в этом плавании потеряли всякий интерес к конечной цели. К тому же океанские течения уносили нас все дальше и дальше от основного фарватера, наконец — подобно нерадивым яхтсменам, участвующим в парусной регате, — мы обнаружили, что бесповоротно отстали от фаворитов гонки, потеряли ветер и покачиваемся без движения на волнах, в то время, как остальные участники гонок, все увеличивают дистанцию между нами.

И мы спохватились. Подобно слону мы вновь полезли в океанскую воду, совершенно не представляя, каких земель мы стремимся достичь. Мы просто странствуем.

Океанские волны накатываются на нас и грозят штормами. Внизу — чужая хищная жизнь. Среди покачивающихся водорослей извиваются щупальца кальмаров и скользят стремительные тени косаток. Мы стремимся выгрести, наши ноги неустанно молотят воду, и мы удаляемся все дальше и дальше от берега, по-прежнему не представляя конечной цели своего путешествия. Но ведь могущество государства начинается с осознания цели и путей ее достижения. Жизнь — это ежедневная практика, подкрепленная теоретическими изысканиями. Прежде чем отправиться в плавание, надо наметить маршрут. Невозможно стать богатым, не наметив себе жесткой цели стать таковым. Цель ставит ограничения в путях ее достижения. Стремясь к богатству, невозможно сострадать ближнему, ибо конечная цель того и другого просто несовместима. Выбор цели всегда определяет путь, который предстоит пройти.

Куда нам плыть?

Всем нам хочется, чтобы впереди открылись солнечные и банановые пляжи Флориды. Но кто сказал, что мы обязательно доплывем до них, а не выберемся, покачиваясь от усталости, на грязные и нищие берега Бангладеш?

Изо всех свобод со всей слоновьей изящностью мы оставили за собой одну — трубить, задирая к небесам хобот. Мы по-прежнему впереди планеты всей в области балета и продажи своего будущего — ведь сегодня мы по сходной цене продаем, продаем, продаем то, что позарез будет необходимо грядущим поколениям. Не думаю, что потомки будут благодарить нас, получив в наследство изнасилованную землю, истощенные газовые и нефтяные месторождения, лысую степь Сибири.

А еще мы делаем ракеты и возим на них в космос американских туристов, запускаем чужие спутники, которые будут отслеживать, что происходит в нашей стране.

Россия — усталый слон, что плывет в океане истории.

Мы плывем, мерно взмахивая ногами, сражаясь с акулами и косатками, а над нами светят чужие созвездия, вспыхивают незнакомые зарницы, и океанская вода пенится вокруг слоновьего тела. Мы никого не догоняем, мы не стремимся к определенной конечной цели. Мы уже не загадываем, как скоро доберемся до берега, к которому стремится наша душа.

Мы просто плывем, вздев вверх хобот и стараясь вдохнуть в уставшие легкие свежий воздух.

Плывем…

Доплыть бы до сладкого берега светлого завтра, где текут молочные реки. Не растерять бы себя среди океанских глубин.

В противном случае историки будущего будут гадать, куда мы плыли наперекор океанским течениям, каких берегов стремились достичь?

Мы живем в постконтреволюционном мире.

Революция — это событие, позволяющее сделать обществу шаг вперед. Контрреволюция — отступление. Если общество становится хуже, значит, что-то было не так, что-то неправильно сделано. Реформы не делают людей лучше. В лучшую сторону человек может измениться только сам.

Если в результате изменений мир заполонили бандиты и негодяи, значит, сами изменения были неправильны, любые реформы должны улучшать жизнь людей, если только они были направлены на это. Покажите мне правителя, который хотел плохого! Каждому хотелось осчастливить мир. Хотели как лучше, получилось как всегда.

Реформа, которая изначально служит плохой цели, контрреволюционна.

Наша жизнь лишена логики.