Ветеран Армагеддона

Нет, мужик он был компанейский, выпить был не дурак, деньгами всегда готов был помочь, если только сам был при оных, а это случалось весьма редко. Но был в Ване один бзик — лидерство. Лютиков как привык? Если тема незнакомая, лучше не спорить, больно скользко все, упасть можно. А Спирин в любой спор бросался как в последний бой, даже если в предмете спора ничего не смыслил. Спирин полагал, что знания запросто заменит здравый смысл, которым сам он был наделен в избытке. Если здраво полагать, то должно быть именно так, а не иначе — вот этой точки зрения Иван Спирин в споре и держался. А недостаток знаний, как и излишек здравого смысла, Спирин ловко маскировал тем, что в споре начинал разговаривать на повышенных тонах. И чем больше ему возражал оппонент, тем громче начинал говорить Спирин. Да что там говорить! Орать он начинал, чуть ли ни с пеной у рта. Лютиков таких людей боялся, поэтому и сомнения у него были. Нет, в том, что тяжелую ношу руководителя Спирин вытянет, Владимир Алексеевич не сомневался. Сомневался он лишь в том, выдержат ли такую немыслимую ношу те, кем Спирин станет руководить. Особенно когда он начнет прибегать к излюбленному всеми демагогами демократическому централизму. Демократический централизм Спирин понимал так, что слушать должны все, а говорить кто-то один, и при этом он резонно полагал, что этим златоустом должен быть именно он.

Вот мы живем-живем, а одного не понимаем — после смерти лучше не будет, будет только хуже. Если уж при жизни нами верховодили, то после смерти будут не просто верховодить, после смерти нас погонять будут и еще станут поговаривать, что без этого руководства мы с вами просто второй раз и уже окончательно вымрем. Кто это сказал? Недовольный, выйти из строя! Арфу отобрать, хитон заменить рубищем, показать ему новые перспективы!

Со Спириным было все ясно, а вот остального Лютиков не понимал.

Странные затевались вокруг игры, намеки пошли непонятные. Неужели все дело было в затеянном Спириным Союзе? Да и какая разница была — станет Владимир Алексеевич Лютиков членом этого самого Союза или останется в гордом одиночестве?

Взять бы авторов газетных и журнальных публикаций за шиворот и посмотреть в их глаза. Ласково-ласково посмотреть, а потом так же ласково спросить: чего тебе, тварь дрожащая? Зачем? И послушать, что эта тварь ответит.

Но сделать этого было никак нельзя, не станешь ведь брать «за химо» того, что однажды услугу Самому оказал? Испепелят и пепел по ветру развеют. Вот и приходилось напрягаться в догадках, только вот не было их, догадок-то, одни сомнения и растерянность.

— Не гадай, Лютик, — печально сказала муза. — От этого только голова разболится, и все. Однажды все разъяснится. Если хочешь знать, то наверху к тебе все еще с уважением относятся. У нас на днях архангел Михаил был, веришь, меня ему представляли. Он посмотрел, губами пожевал, потом благодарить стал: правильно, говорит, талант пестуете. Райский голос у вашего подопечного. Главное, следите, чтобы его не слишком заносило.

Подумала, и со вздохом добавила:

— Можно подумать, что при жизни твоей свинства меньше было. Помнишь, как тебе сборник рубили? Ты ведь так и не знаешь, кто тебе его рубил. А я знаю, друг твой закадычный его рубил, Коля Карасев.

— Карась? — ахнул Лютиков.

— Да не делай больших глаз, — хмыкнула муза. — Что твоему Карасеву делать было, если ему сам Маковецкий приказал!

Господи! Чем Маковецкому-то он не угодил? В жизни Лютиков главный голос Царицына только издали и видел, дорогу ему не переходил, разные дорожки у него с Маковецким были… Тем не менее Лютиков понимал, муза ему говорила чистую правду. Только вот от этой правды Лютикову было обиднее всего. Даже как-то забывалось, что ныне он в Раю, а Маковецкий и того дальше. Так и хотелось Владимиру Алексеевичу зайти к Карасеву, позвонить ему в дверь и спросить испуганного товарища и собутыльника, взяв его за лацканы помятой пижамы:

— За что, Коленька? За что, сукин сын?

Честно говоря, по некоторым признакам Лютиков и сам это не раз подозревал. Уж больно ласковым в те дни Николай Карасев был, даже несколько раз самолично проставлялся, что для него совсем уж не характерно. А уж ласковый был — ну прямо теленок, который собирался двух маток сосать. Ах, не знал Лютиков раньше о подлости товарища, знай он об этом точно… «А что бы было? — насмешливо спросил внутренний голос. — Бодался теленок с дубом, да только сотрясение мозга и получил!»