Ветхий Завет и его мир

Эллинизованное пунийское изображение бога Баал-Хаммона, восседающего на керубах (вторая половина I тысячелетия до н. э.)

Впрочем, близость некоторых явлений духовной жизни объясняется не столько влияниями, сколько общностью культуры финикиян и древнего Израиля. Так, в Ветхом завете неоднократно упоминается о том, что Яхве восседает на керубах (см., например, 1 Сам. [ 1 Цар. ] 4:4). Но до нас дошла из Хадрумета (Тунис) стела финикийского происхожде ния датируемая примерно V—HI вв до н. э., на которой изображен бородатый бог в остроконечной шапке с жезлом в руках (вероятно, бог солнца Баалхаммон), также восседающий на керубах. Очевидно, в обоих случаях перед нами отражение одинаковых представлений о божестве. Кстати говоря, и в угаритских мифах Силач Балу восседает на керубах.

Культовая сцена: поклонение богу, восседающему на керубах. Изображение на саркофаге библского царя Ахирома (XII в. до н. э.)

В пантеоне финикийского города Библа фигурирует бог Йево (Евсевий, Евангелическое предуготовление, 1,9,21), явно параллельный ветхозаветному Яхве.

Среди обычаев сиро-палестинского региона особое место занимало принесение в жертву (сожжение живьем) богу сыновей жертвователя, практиковавшееся обычно в критической ситуации. Такие жертвоприношения назывались по-финикийски молх, по-еврейски молех; из этого вследствие ошибочной интерпретации данного слова, имевшей место уже в древности, появилось представление о чудовищном боге Молохе, которому будто бы приносили человеческие жертвы. Останки таких жертв хоронили на специальных кладбищах, называвшихся тофет. Такие кладбища найдены при раскопках финикийских городов Западного Средиземноморья. Иудеи приносили эти жертвы в долине Хинном недалеко от Иерусалима; из еврейского ге Хинном («долина Хинном») возникло слово «геенна». Древние наблюдатели, которым бросался в глаза этот чудовищный обычай, считали его проявлением бесчеловечной свирепости, будто бы присущей финикиянам (Диодор, 20, 14; Юстин,16, 6, 12). Они были не правы. В действительности принесение в жертву сына, в особенности единственного сына, было подвигом благочестия, совершавшимся во имя бога и, как правило, ради блага народа.

Иудейские проповедники монотеизма активно выступали против этого обычая (см., например, Иер. 32:35); Пятикнижие (Лев. 20:2—5) прямо его запрещает. Особую роло в борьбе с ним играл рассказ о жертвоприношении Авраама (Быт. 22:1—13): «И было после этих событий, и он сказал: возьми-ка своего сына, своего единственного, которого ты любишь, Исаака, и пойди себе в страну Мориа, и вознеси его там жертвой всесожжения на одной из гор, которую я укажу тебе. И поднялся Авраам утром, и оседлал своего осла, и взял двух своих отроков с собою, и Исаака, своего сына, и нарубил дрова для всесожжения, и встал, и пошел в то место, о котором говорил ему бог. На третий день поднял Авраам свои глаза и увидел то место издали. И сказал Авраам своим отрокам: оставайтесь себе здесь с ослом, а я и этот отрок пойдем туда, и свершим поклонение, и вернемся к вам. И взял Авраам дрова для всесожжения, и положил на Исаака, своего сына, и взял в свою руку огонь и нож, и они пошли вдвоем вместе. И молвил Исаак Аврааму, своему отцу, и сказал: мой отец! И он сказал: вот я, мой сын! И он сказал: вот огонь и дрова, а где овен для всесожжения? И сказал Авраам: бог усмотрит себе овна для всесожжения, мой сын. И они шли вдвоем вместе. И они пришли в то место, о котором говорил ему бог, и построил там Авраам жертвенник, и сложил дрова, и связал Исаака, своего сына, и положил его на жертвенник поверх дров. И протянул Авраам свою руку, и взял нож, чтобы заколоть своего сына. И воззвал к нему посланец Яхве с небес и сказал: Авраам! Авраам! И он сказал: вот я. И он сказал: не протягивай свою руку к этому отроку, и не делай ему ничего, ибо теперь я знаю, что боишься бога ты и не скрыл своего сына, своего единственного от меня. И поднял Авраам свои глаза, и увидел, и вот, баран сзади зацепился за ветку своими рогами. И пошел Авраам, и взял барана, и принес его в жертву всесожжения вместо своего сына». Итак, бог удовлетворяется готовностью принести в жертву, но в действительности ему достаточно барана. Аналогичные представления развились и у финикиян. Как показывают многочисленные надписи, наряду с человеческими жертвами (молходом) с течением времени все более широко практикуется принесение в жертву барана (молхомор). Однотипность воззрений и их развития в обоих случаях бросается в глаза.