Ветки кизила

— Между прочим, я тоже жду твоей помощи. Смотри, не помешай, не ляпни какую-нибудь ерунду… Ах, нянька, ты совсем, совсем из ума выжил… — говорила она.

Когда барышни хотели ее утешить, хозяйка совершенно выходила из себя и кричала: «Кто говорил, что все вещи следует прятать, а цепочку держать на видном месте? Неряхи!» Или: «Все мои страдания из-за вас. От вас толку ни на грош. Были бы вы порядочными людьми, разве я занималась бы тем, чем сейчас?»

В тот день нянька навещал Гюльсум четыре раза.

Девочка, которая смотрела на улицу из окошка маленькой комнаты, находившейся возле входной двери в участок, и с покорностью и смирением сидела на каменном полу, при виде Таира-ага оживлялась. Но каждый раз ее надежды оказывались напрасными.

Комиссар еще пока так и не принял решения. Он строил хитроумные ловушки для Гюльсум, но она от страха начинала нести такую чушь, что совершенно сбивала его с толку.

Каждый раз, как приходил нянька, комиссар говорил ему:

— Пусть побудет еще немного. Виновата либо девочка, либо женщина. Но кто из них, я пока не могу понять…

Когда Таир-ага, повторяя про себя новости, полученные от комиссара, дабы не забыть их, выходил из участка, Гюльсум обнимала его колени:

— Ах, нянька… Вытащи меня отсюда… Ты же знаешь, я здесь ни при чем!

Нянька сильно огорчался и, подняв глаза к небу, взывал:

— Аллах, и откуда ж такая беда свалилась на нашу голову. — Потом он брал ладони Гюльсум в свои и говорил: — Девочка, такова жизнь. Смотри, чтоб не оказалось так, что ты положила кольцо или сережки и не помнишь куда. Если что скрываешь, скажи, а я попробую вытащить тебя отсюда.

Наконец нянька с большим трудом высвобождался от девочки и выскакивал на улицу. Однако из-за болтовни Гюльсум он забывал, что ему говорил комиссар. Таир-ага не решался вернуться домой, пока не придумает новые подробности вместо забытых.

Задержание Гюльсум и ее нахождение в полиции стало для детей чем-то невообразимым. Каждый раз, когда нянька уходил, они хотели увязаться за ним, но бабушка тысячами отговорок насилу удерживала их дома.

Однако под вечер они все высыпали на улицу. Ханым-эфенди больше не смогла сдерживать их.

Лицо Гюльсум в окне полицейского участка показалось ее братьям даже веселым. Комиссар звал детей, однако у них не хватало смелости подойти поближе. Для них что хамам[38], что полицейский участок являлись местами, куда им подходить не разрешалось.

Цепочка нашлась после вечерней молитвы под одним из диванов. Азизе, не отважившись надеть ее, спрятала ее между пружинами обивки, но она упала на пол от тряски, вызванной тем, что на диван постоянно садились и вставали.

Несмотря на раннее время, нянька пришел за приемышем в полицейский участок. Когда Гюльсум вернулась домой, она прыгала, как комнатная собачонка, крича: «Ах, есть в мире добрые люди!»

* * *

После того случая Гюльсум стала очень пугливой. Она очень боялась, что ее снова отправят в полицию. Как только она видела где-нибудь деньги, серьги или кольца, то прямо приставала к барышням: «Любимая, ради Аллаха, не оставляйте это на виду. Из-за вас человека побьют в полиции!» — А как только узнавала, что в доме что-то потеряли, она от страха поднимала руки и умоляла: «Ищите!»

Глава двадцать пятая

«Ах, чабан, чабан, что ты видел в горах и в степи?

Видел раскинутую палатку.

Одну девушку разлучили с возлюбленным;

Да, видел, как она ахает и плачет».

Эти разрозненные фразы одной народной песни из пьесы-сказки, которую весной поставили в театре, дети повторяли снова и снова.

Даже Бюлент, который только начал говорить, лопотал: «Я видел, как она плачет и ахает», да при этом так красиво, что его мама и тетушки от восторга готовы были задушить его в объятиях. «Ах, съесть бы этот язычок!» — кричали они и целовали его.

Сын падишаха влюбился в одну бедную девушку. Когда падишах узнал о таком позоре, он увез девушку далеко-далеко.

От горя сын падишаха сел на лошадь и поехал искать девушку. Когда он повстречал на дороге чабана, то спросил: «Чабан, что ты видел в горах и в степи?» Далее говорилось хором:

«Видел раскинутую палатку.

Одну девушку разлучили с возлюбленным;

Да, видел, как она ахает и плачет».

Эту сказку Гюльсум вспоминала чаще всех. Конечно же, дело тут было не в сыне падишаха и не в сюжете сказки. Вот только девочка настолько хорошо ее рассказывала, что даже старухи так не могли.

Кроме того, девочка считала, что это сказка про нее.