Ветлуга поёт о вечном

Рассмотреть, что творится на грешной земле?

Дело тёмное – лес! Много в чащах своих

Он скрывает от мира и зла, и грехов.

На свету все мы – люди, и все без греха.

А как в тёмный-то лес забредёшь, да кругом

Видишь только убийство, да страх перед ним,

Так душа-то и чувствует: страх-то сильней

И добра, и любви, и всего, что ни есть.

Всяких видел я здесь. Сила силушку гнёт…

– Ты вот главный у них, а душой-то ты – раб,

Потому что тобой страх владеет, не ум, –

Отвечает из ямы Варнава ему. –

Можешь ты нас и голодом тут заморить,

А письма в монастырь не напишем тебе.

– Ничего, подождём. Голод вас вразумит. –

И сказав это, Ворон от ямы ушёл.

Приуныли монахи. Что делать теперь?

На воде они долго не смогут прожить.

В яме сумрачно, холодно, сыро сидеть.

Солнца днём закрывает над ямой шалаш.

– Братцы, есть-то охота, живот весь свело.

Я бы съел хоть сапог, – грустно Тихон сказал.

– Да, сейчас бы попасть нам опять в монастырь,

Очутиться бы в трапезной! Вот уж где рай

Для голодных желудков, – Макарий сказал.

– Брат Макарий, не надо! Ты этим ещё

Аппетит лишь сильнее растравишь себе.

Да и нам заодно, – так Варнава сказал.

Замолчали монахи в подземной тюрьме,

Лишь урчанье утроб было слышно в тиши,

Да над их головами в лесной вышине,

Где-то там, – щебетание птиц, ветра шум.

– Что же делать нам, братцы? – Макарий спросил.

– Что тут сделаешь? Знаю я только одно,

Что письма мы писать не должны ни за что! –

Вновь Варнава ответил. А Тихон сказал:

– Здесь, в лесу, Тихомир нас не сможет найти…

– Ничего, есть у нас пастырь лучше него.

И ему мы должны доверяться во всём, –

Так Варнава ответил. А Тихон сказал:

– Что ж, помолимся, братья. Теперь нам одно

Остаётся: на Бога во всём уповать.

Мы и раньше не думали, будто наш путь

Будет лёгок и весел. Чего же теперь

Унывать нам? Мы вместе, мы живы, и есть

Хоть немного воды. Воздадим же хвалу

Богу мы и за это. Откуда нам знать,

Что Он нам приготовил на этом пути…

– Мудро слово твоё, – брат Макарий сказал. –

Что бояться разбойников, если за нас

Тот, кто выше всего. Он их нам и послал,

Чтоб проверить на крепость, на веру, на дух.

Что бояться нам смерти, когда для неё

Мы всю жизнь и живём, и готовимся к ней?

Кто родился героем, вождём, мудрецом?

Лишь детьми мы рождаемся слабыми все.

А потом крепость духа и веры, и Бог

Нас выводят в герои, в вожди, в мудрецы.

Только даже герой, даже вождь и мудрец,

Если к смерти своей не готовят себя,

Могут в час свой последний, в последний свой миг

Зачеркнуть все деяния жизни своей,

Если слабость проявят, хотя бы лишь раз.

Смерть венчает людей, весь их путь, всю их жизнь.

Как-то книгу читал я о древнем царе.

Был велик и могуч он. Держава его

Процветала, он многими повелевал

Городами и странами. Только потом

На него вдруг войною пошёл царь другой,

Молодой, сильный, смелый, и он смог в бою

Победить столь могучего прежде царя,

Разгромил его армию и самого

Захватил его в плен. А потом никого

Не хотел оставлять он в живых и казнил

Всех, посмевших войною пойти на него.

Всех солдат, воевод. А потом и царя.

И тогда старый царь на колени упал,

Стал пощады просить, согласился он быть

Хоть рабом, только б жить. И оставил его

Победитель в живых, чтобы падал он в прах

У его колесницы: чтоб царь молодой

По нему заходил в колесницу свою.

И ведь падал же в прах старый царь, чтобы жить!

Так окончил он жизнь свою грязным рабом,

Потому что о смерти не думал своей,

Не готовился к ней, и не смог одолеть

Страха жизнь потерять ради чести своей.

И хоть жил он царём, всё же умер как раб.

Полководцы его, и солдаты его

Честь свою берегли, ради веры своей

Жизнь отдали свою. Он же предал всех их.

Вот об этом теперь мы подумать должны.

И рожденье, и жизнь человеку даны,

Чтобы к смерти своей он достойно пришёл,

И достойно бы принял последний удел.

– Мудр и ты, брат Макарий, – Варнава сказал. –

А теперь воздадим мы молитву Творцу,

И пусть будет всё так, как положено быть.

Нам же – стойко сносить да Творца восхвалять. –

Встали в яме они на колени тогда

И творили молитвы, и силы свои

Укрепляли молитвой и духом своим.

И окончив молиться, они улеглись,

Чтобы сил не расходовать и отдохнуть.

Долго, молча, лежали. Никто говорить

Не хотел. Только слушали пение птиц.

Вдруг какие-то мелкие камешки к ним

Полетели на дно. Тихон поднял один,

Посмотрел, удивился:

– Глядите, друзья,

Кто-то кинул орехов. Не сторож ли наш

Жалость к нам проявил? Вот, берите… –

Они разделили орешки и съели скорей,

Да наверх посмотрели, хотели сказать

Благодарность тому, кто решил укрепить

Их в насильном посте. Вдруг над ямой, вверху,

Видят белку. И та снова бросила им

Три орешка лесных. И пропала опять.

– Вот так чудо! – Варнава сказал. – Ну и ну! –

Я-то думал, что стражник до нас снизошёл.

Оказалось, что белка нам носит еду!

– Я не верю глазам. Как же то может быть? –

Проронил тут Макарий. – Не чудо ли тут!

– А орешки-то сладкие, – Тихон сказал. –

Друг наш, белочка, милая, скинь нам ещё.

Где ты спряталась? Выгляни. Где же ты там? –

Вдруг опять показался пушистый комок

Возле ямы, и снова слетели на дно

Три орешка лесных, а затем три грибка

Прошлогодних, сухих. И комочек исчез,

Только хвостик пушистый мелькнул наверху.