Ветлуга поёт о вечном

8. Борьба за жизнь Бакмата

Время тихо текло над Ветлугой рекой,

Волны тихо неспешно катились на юг.

Им была безразлична минутная жизнь;

Было им всё равно, что творится вокруг.

А у тихого берега возле куста

Старой вербы лежал полумёртвый Бакмат.

И хотя без сознания был он, ему

Важен был каждый миг, продлевающий жизнь.

Верный конь его рядом на страже стоял,

Опустив скорбно голову; гривой своей

Щекотал он хозяину нежно лицо,

Но не двигался тот, и почти не дышал.

Вышла к берегу Овда, колдунья лесов,

Трёх волчиц и волчонка она привела,

Чтобы тело Бакмата забрали они,

Чтоб душою его ей самой овладеть.

Конь учуял волков. Захрапел он, заржал;

Стал он землю копытами сильными бить.

Окружили волчицы Бакмата, хотят

Подобраться поближе, схватить, разорвать

И насытиться кровью и мясом его,

И насытить волчонка, который стоял

Чуть поодаль, пугаясь жестоких копыт.

Только конь от хозяина не отступал

Ни на шаг, на волчиц он кидался, хрипя,

Бил копытом. Одной он попал по хребту;

Отлетела она, заскулила, и встать

Не могла уже, болью сковало её.

Попыталась тогда и колдунья сама

Успокоить коня; подошла и клюкой

Замахала у морды его вороной:

– Чу! Проклятый, остынь! А не то превращу

В мухомор придорожный, в трухлявый пенёк! –

Конь ведёт черным глазом, встаёт на дыбы,

Словно хочет взлететь, унестись в небеса

И хозяина с грешной земли унести.

– Чу! Проклятый! – Тут крикнула Овда. – А ну!!! –

И хотела клюкою ударить коня.

Тот попятился, снова вскочил на дыбы,

Да копытом и выбил у Овды клюку.

А потом он на ноги передние встал,

И копытами задними резко брыкнул

Да волчицу другую подальше отшиб,

Что хотела уж было Бакмата схватить

За сапог и увлечь. Овда ахнула тут:

– Ах ты мерзость! – и руку она подняла,

Чтоб заклятием страшным коня умертвить.

Только видит: рука у неё расцвела

Луговыми цветами, и вьётся над ней

Стоя бабочек мелких. Она в тот же миг

Поняла, в чём причина. Назад отошла,

Да клюку подняла. Лишь схватила клюку,

Вмиг исчезли и бабочек рой, и цветы.

Обернулась колдунья: стоит у реки

Вещий Дед, а на посохе сокол сидит.

– Что мешаешь, старик?! Ты же знаешь и сам,

Что марийскую душу могу я забрать,

Чтобы сила её мне защитой была,

И чтоб наши леса охраняла она… –

Вещий Дед отвечал ведьме Овде тогда:

– Много гибнет марийцев на нашей земле,

Поищи себе душу другую. – На то

Отвечала колдунья, тряся головой:

– Я за этой душой наблюдала давно.

Сильный дух у него, и душа – стоит трёх.

Не мешай мне, старик! Знаешь ты: я – сильней! –

Вещий Дед отвечал ведьме Овде тогда:

– Ты сильней, я не спорю. Да только душа

То не наша уже: от марийских богов

Отвернулась она. Ты не можешь забрать,

Если сам Кугу Юмо, верховный наш бог,

Отпустил эту душу. В одном своём сне

Видел я, что Бакмат не сегодня умрёт.

Он теперь под охраной не наших богов,

Хоть и сам он об этом не знает ещё.

Так что диких волчиц от него отгони

И ступай себе в лес. Пусть хранит он тебя.

– То-то я удивилась, что конь, словно бес,

Защищает его, не боясь ни волчиц,

Ни меня. Вот в чём дело. Когда б подошла

Я поближе, сама бы учуяла дух,

Отступивший от наших марийских богов… –

Тут в волчицу она превратилась, и в лес

Удалилась, за ней поспешили скорей

Три волчицы с волчонком, из них две едва

Волокли свои ноги. Все скрылись в лесу.

Сокол с посоха деда крылами взмахнул

И взлетел. Сделав круг, полетел вдоль реки.

А старик подошёл и погладил коня.

Конь брыкаться не стал, только гривой потряс.

– Ты присядь, мой дружок. Так высоко поднять

Не смогу я Бакмата на спину твою.

Ты же видишь: я стар, сил не хватит моих… –

Конь кивнул головой и послушно прилёг.

Вещий Дед взял за плечи Бакмата, поднял,

Кое-как положил поперёк на седло.

Взял коня под уздцы и к дороге повёл,

Говоря ему тихо такие слова:

– О хозяине ты, мой дружок, не грусти.

Хоть не скоро теперь ты увидишься с ним.

Я его подлечу. Будет бегать, как лис.

А тебе предназначен хозяин другой.

Ты, как прежнего, должен его полюбить.

Станешь преданным другом ему и слугой.

Видел я и тебя в своих сказочных снах.

Ты не все ещё битвы людские прошёл.

Что поделаешь? Дивная наша судьба… –

Говорил Вещий Дед. По дороге лесной

Он всё дальше и дальше коня уводил.

9. Кереметовы сосны

Роща светлых берёз за холмом насыпным

Где-то сбоку осталась. Вверху, на холме

Дуб раскидистый рос. Возле дуба кругом

Истуканы стояли. Тут Фёдор спросил:

– Что за капище там, на вершине холма? –

Маша так отвечала ему на вопрос:

– То – марийское место. Святое оно.

Светлый тот березняк, что лежит за холмом, –

Кереметова роща. Святилище там.

Там живут два жреца и помощники их.

Помню, в детстве ещё, я малою была,

Как меня подобрали, так дня через три,

Дед Ексей в эту рощу, в святилище то,

И меня отводил, чтоб жрецу показать.

Помню я, жрец с рогами оленьими был,

Сам седой, словно лунь, а рубаха кругом

Говорящим узором расшита, по ней

Можно многое знать, если смысл понимать.

А на шее жреца крупный камень висел

Драгоценный, который на солнце сиял

Как костёр на груди, ярко-красной зарёй.

Страшным мне показался тогда этот жрец…

Холм тот тоже святой. Как и дуб на холме.

Там молитвы и жертвы приносят жрецы.

Сосны те, что стоят над Ветлугой, куда