Забросила я невольно ногу на ногу, изнемогая уже от ломоты в теле. Но больше всего ныл шов, тянул живот до одури. А так — легче. По крайней мере, хоть немного. Или мне так кажется…
Дрогнула девушка, коснулась меня, отодвигая сарафан выше.
Дернулась и я. Взор на нее, на себя.
Нет белья.
Окоченели обе.
Несмело убрала та руку.
Нервически сглотнула слюну. На и без того бледном лице отпечатался ужас.
— Ну, ты это… — взволнованно, глотая звуки, заикнулась проводница. — Ты если надумаешь, я помогу. Только не тяни. Пока освидетельствовать можно…
— Да всё нормально, — отдергиваю ее словом. Отворачиваюсь. Вновь уткнулась лицом в сложенные на столе руки. — Ничего не было. Не успели, — вру, вторя ее легенде. Или не вру.
Шумный вздох.
Робко:
— Зря ты так. Виновные должны быть наказаны.
«А они и наказаны, — едкие мысли, которые не осмелюсь озвучить. — Потому что виновата здесь только я».
Глава 16. По осколкам прошлого
Повезло. До самого нашего города довезли. Более того, этот прекрасный, добрый человек, девушка, имя которой я так и не удосужилась узнать, спросить, мне даже на маршрутку денег дала. А потому добрести до остановки и, в очередной раз смущаясь своего измученного, ужасного вида, забраться в транспорт.
Похмелье и усталость брали свое — чуть не уснула. Вовремя пришла в себя.
— Остановите, пожалуйста, — взволнованно-громко. — Да, здесь, — невольно киваю головой, будто тот меня видит. — Спасибо, — шатаюсь у выхода.
Еще миг — и как смогла, временами хромой ходьбой, временами нелепым бегом, добралась до подъезда. И ключей же нет. Звоню в домофон. Лишь бы мать была дома!
Хотя… уже утро. И пусть серые тучи затянули небосвод, все же уже светло вокруг и даже отчаянно где-то поет птица.
— Да? — заспанное. — Кто там?
— Мам, открывай! Это я!
В ванную. Пока она причитала и возмущалась, что я «шлюха подзаборная», и что «творю незнамо что», и вообще, «с кем это она меня отпустила»… я — в ванную.
На полный напор воду — под душ.
Смыть весь ужас. Всё долой. Забыть. Всё забыть. Вычеркнуть!
Долгие минуты моего сопротивления сну и убаюкивающему теплу — и сдалась. Она сдалась. Мама. Стихли Ее причитания: наверняка пошла спать.
А потому выключила я воду, вытерлась полотенцем, да замоталась в другое.
Шаги в коридор — так и есть: тихий, знакомый храп из соседней комнаты.
К себе — быстро отыскать белье, домашнюю футболку. Одеться.
А затем — в кровать. Под одеяло, особо не расстилая постель.
Сон. Мой залог выживания после всего — исключительно сон.
Вконец забыться.
Проснулась — на часах было уже восемь. Явно не утра.
Кусок в горло не лезет. Жутко ноет тело. Жить не хочется.
Но в квартире темно и тихо. Одна — а значит, уже не все так плохо.
Пойти посмотреть в зеркало на свой измученный шов. Поморщиться, покривиться — и все же решить на всякий случай намазать его зеленкой. И пусть перед смертью не надышишься, а вдруг…
Невольно взор на себя, в лицо — синячища жуткие. Настоящие фингалы. Да и губы разодраны. Исполосаны все руки, ноги — видимо, когда через кусты колючие лезла.
Шумный выдох.
Вот он — «светский раут». И ты, словно одичалое животное, выбравшееся оттуда.
Что за год? Что за жизнь? В кого я превратилась?
На море съездила — отметилась. На дачу — отличилась. И как теперь выйти во двор? А школа?
И снова под одеяло зарыться, накрывшись с головой.
А перед глазами Рожа.
Да всё о нем. Вспышками прошлое.
Сеновал. Как просила его, как отказал. Как целовал, хотя и не в губы. А после с Инной спал. Ее жуткое «зверь».
А дальше… дальше и того все страшнее вспоминать.
И всё словно в кино. Ненастоящее. Да и не со мной вовсе было.
Звонок в дверь.
Подкинуло меня на месте. Сжалась от ужаса, не дыша. Будто кто-то узнает, что я здесь.
Настырный стук.
Нет меня. Умерла. Умерла! Валите прочь.
И снова трезвонят нагло.
А вдруг мама? Ключи забыла? Посеяла…
Как я тогда… Тогда… Сто лет тому назад, уже кажется. Когда впервые его повстречала… на свою беду.
И снова стук.
Черт, так и соседи всполошатся.
Вот же нахалы. Но темно же, тихо — чего ломиться?
Взор в глазок аккуратно.
Лишь бы не Рогожин! Лишь бы только не он!
Или он? Лишь бы… Он?
Некит. Реально. Вероника.
Живо отпираю замки. Взор на нее (невольно поморщившись от света, что ужалил меня, сочась из коридора).
— Жива всё-таки, — победное Рожиной. Счастливая улыбка.
На кухню. Врубила я свет. Включила чайник — зашумел, доводя до бешенства. И без того голова раскалывается. А теперь просто — жесть.
«Черт!» — нервно выругалась я про себя.
Присела напротив. Виновато повесила голову. Жду.
Ну, давай! Начинай! Когда-нибудь да все равно придется предстать перед вашим судом.
— Ну, рассказывай… что там произошло? Че этот полоумный полхаты разворотил и куда-то свалил. Девки в шоке. Инка вообще разговаривать со мной не хочет, — неожиданно пулеметной очередью протараторила Ника.
— Ничего… — шепчу пристыжено, не поднимая глаз.
— Вань, ну… — несмело. — Так-то… ты вообще жутко выглядишь.
— И что, прям вообще ничего не знаешь? — язвлю. С вызовом взгляд в очи.