Ветряные мельницы надежды

— Да ты даже до туалета без моей помощи не дойдешь, солнце мое.

— Но он же подумает, что я его бросила, и больше не придет!

— Велика беда. Позвонишь ему потом и все объяснишь.

— Я не знаю его телефона.

— А справочная на что?

— Я и фамилии его не знаю!

Я зажмурилась — не хотелось смотреть, как Стелла будет качать головой, или глаза закатывать, или что она там собиралась делать в ответ на мою глупость. И вот пока я лежала, зажмурившись, я кое-что поняла. Первое: Стелла права. При всем желании я не смогла бы добраться до метро. И второе: скорее всего, уже слишком поздно. Должно быть, Тони счел меня предательницей и перестал ждать.

* * *

Я пробыла у Стеллы два дня, когда пришел Карл. Я слышала, как он в гостиной ругается с моей сестрой. Стелла грозилась вызвать полицию, потому что он нарушает судебное предписание. А Карл говорил, что хочет от меня это услышать, ну, чтобы он ушел. Только тогда, мол, он уйдет.

И он прорвался, с громадным букетом в цветном целлофане — такие в супермаркетах продаются. Он дня три не брился, а не ел и не спал, судя по виду, с самого рождения.

Следом влетела Стелла с телефонной трубкой в руке:

— Я немедленно звоню в полицию!

Карл выхватил трубку и швырнул в окно моей спальни. Закрытое, кстати, окно. Стелла живет на третьем этаже, так что я даже не услышала стука о тротуар.

Точно не скажу, куда после этого Стелла девалась. Наверное, вызывала копов по другому телефону, который на кухне. По крайней мере, я на это очень надеялась.

— Ты ж не хочешь, чтобы я уходил, правда? — сказал Карл.

— Хочу.

Он протянул мне букет:

— Это тебе.

— У меня на цветы аллергия, ты сам знаешь.

— Да? Я еще твой диск принес, с «Вестсайдской историей». Вдруг захочешь посмотреть, пока тут лежишь.

Он положил букет на тумбочку у кровати, точно и не слышал про аллергию. Потом достал из кармана диск и сунул мне.

— Спасибо, что вспомнил. Приятно. — Мне и вправду было приятно. — А теперь уходи. Пожалуйста.

— Можно взять детей? Ты ж сейчас не можешь за ними присматривать.

— Зато я могу! — пронзительно заверещала из кухни Стелла.

— Да, Стелла за ними присматривает, — сказала я. — А ты не сможешь. У тебя работа.

— Я взял пару отгулов. И мама обещала помочь.

Опять Стелла. Из кухни:

— Только пальцем прикоснись к детям — и я мигом тебя упеку за решетку, даже ойкнуть не успеешь.

— Давай ты возьмешь Си Джея, — сказала я. — Натали я тебе не отдам, даже не думай. А Си Джея можешь забрать домой прямо из школы.

Тишина наступила такая, что аж в ушах зазвенело.

— Ладно, — наконец кивнул Карл.

Стелла сунула голову в комнату и застыла на пороге с открытым ртом. Я чувствовала на себе ее взгляд, но упорно смотрела вниз, на одеяло.

— Копы уже едут. — Стелла снова обрела дар речи. — Так что на твоем месте я бы скоренько слиняла.

Карл послушался.

А Стелла вошла и присела ко мне на кровать.

— Ты зачем разрешила ему забрать Си Джея?

— Си Джею с ним будет хорошо. Карл его очень любит и никогда не обидит.

— Да ты в своем уме? Он же сына в заложники берет, чтобы тебе рано или поздно, но пришлось встретиться с этим извергом. Чтобы ты домой вернулась!

— Знаю.

— Знаешь? А тогда зачем отдала ребенка?

— Трудно объяснить… но, по-моему, так будет правильно.

Стелла очень огорчилась, я видела. Решила, наверное, что я отдала Си Джея, потому что собираюсь вернуться к Карлу. А я огорчилась, что она так подумала, но выхода-то не было. Я никак не могла рассказать Стелле настоящую причину. Таким нельзя делиться. Ни с кем. Даже с родной сестрой. Во всяком случае, до тех пор, пока уже не будет слишком поздно, чтобы она могла отговорить.

Стелла вышла из комнаты. И цветы не забрала.

А мне было страшновато посмотреть ей в глаза, вот я и не решилась ее окликнуть. Так и лежала, чувствуя, как под веками начинает щипать. Как собираются слезы в уголках глаз. Как холод пробирается в комнату через разбитое окно. Я лежала и с ужасом ждала того момента, когда мне придется узнать, каково это — чихать с четырьмя сломанными ребрами.

9 СЕБАСТЬЯН. Вдребезги

Я стоял у подножия лестницы на «Юнион-сквер». Уже около двух часов стоял. После первого часа начал вышагивать по платформе.

Снимок ветряных мельниц из Интернета я принес в папке. В кармане он не поместился, и мне не хотелось, чтобы пятна от пальцев остались или краешки завернулись.

Сказать, что хуже всего? Я не знал, что должен чувствовать — волнение, страх или обиду.

Сначала я представлял, как она сидит дома и смеется надо мной. «Вот придурок малолетний — на самом деле решил, что я с ним убегу. Да он же просто сопливый пацан!» Но в душе я знал, и сердце подсказывало, что она не такая, что никогда так со мной не обойдется. А с другой стороны… С другой стороны, отец всю жизнь меня предупреждал, что никому нельзя верить. Люди могут так оскорбить и предать, что и в страшном сне не приснится. Сколько я себя помню, отец учил меня ждать от чужаков самого худшего.

Похоже, вот оно — самое худшее, что со мной могло случиться.