Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века

В народной медицине вполне могут использоваться растения ядовитые. Исследовательница народной медицины украинского Полесья отмечала такую особенность: местные жители активно применяют для лечения ядовитые растения (в том числе чемерицу)[109]. В соседнем с Вяткой Прикамье чемерицу использовали не только наружно, но иной раз и внутрь – при глистах, запое и даже при отравлении. Причём давали немалые дозы, так что у больных случались сильная рвота и понос[110]. Но сильнодействующие растительные яды употребляли внутрь всё же нечасто.

Фотографии Сергея Лобовикова. Начало XX века

Итак, даже само название травы чемерицы связано со словами, указывающими на болезненные проявления, в том числе на боли в животе. И это неспроста: чемерица действительно ядовита. Однако ей находилось применение. Ею выводили насекомых-паразитов. Мужики курили её взамен табака, она одурманивала, считалась «крепкой». А в народной медицине разные виды чемериц использовали преимущественно для лечения наружных кожных болезней. Для внутреннего же применения она не слишком пригодна: ею можно отравиться. Попытки такого применения бывали. Но в этих случаях люди, использовавшие чемерицу, хорошо понимали, что передозировка очень опасна.

Коварство и любовь?

У нас нет оснований подозревать Мавру или Акулину в том, что кто-либо из них перепутал зелья, подав смертоносную чемерицу вместо какой-нибудь невинной травки. Мавра определённо заявила, что это была чемерица. Она и не пыталась оправдываться указанием на возможную путаницу.

Если в этом случае чемерицу использовали не вместо какого-нибудь другого снадобья, а прямо по назначению, то по какому именно?

Возможно, коварная Мавра хотела погубить, извести нелюбимого мужа. Обычный тогда женский способ – отравить злодея. Так поступила «леди Макбет Мценского уезда» из повести Н. С. Лескова (1864): свёкор откушал каши с грибочками да и помер. Мавре, не ходившей на исповедь и к причастию, морально-религиозные соображения серьёзным препятствием быть не могли. Коли справедливы туманные намёки и подозрения её земляков, то к своим двадцати годам, когда её отдали замуж, Мавра уже успела сполна оценить общество ухажёров. Этим парням нужна была её благосклонность, и понятно, что она от них получала только подарки, ласку да любовь. Любовь – от ухажёров, не от законного мужа. Мужик вообще относился к своей бабе как к собственности. То-то Варлам сердился, что после свадьбы она с ним «мало говорит». Он её, видите ли, «подрал за уши». Такое проделывают с малолетними. В те времена крестьянин свою жену за провинность мог «учить» иначе – нещадно лупцевал кулаком, поленом, вожжами. Жестокие избиения зачастую воспринимались без особого трагизма: бьёт – значит, любит. А оттаскать за уши – это унизительное для взрослой женщины наказание. Этак мужья с жёнами не поступают. И с ним – навсегда? Вот принял бы незаметно для себя чемеричного порошка да изошёл рвотой и лихорадкой. Мало ли какая болесть по весне приключиться может…

Казалось бы, в качестве любовного снадобья, как на том настаивала Мавра, чемерицу можно было применить уж совсем сдуру. В решении Нолинского уездного суда предусмотрена такая возможность: мол, «по глупости своей» Мавра не только чемерицу, но и что-нибудь иное запросто поднесла бы несчастному Варламу.

Любовный приворот?

Всё же могли ли чемерицу использовать для приворота?

Парни прибегали к магическим действиям, чтобы пользоваться успехом у баб и девок, девушки – чтобы мужчины их ценили и сватались. А замужние женщины стремились таким способом восстановить мир в семье: пусть муж подобреет, будет любить и не станет рукоприкладствовать. Любовная магия обычно состояла в том, что человеку, на которого она была направлена, следовало тайком подать с пищей или питьём что-либо, связанное с другим человеком: когда мужчина вкусит каплю пота, менструальной крови, грудного молока или воды, которой женщина омылась, то и привяжется. Если использовали травы, то, как правило, такие, название которых по созвучию ассоциировалось с любовными отношениями или «прилипанием» – любисток, лепок. Либо же травы приятные людям, красивые[111]. Типичным при таких действиях было произнесение заговора[112]. Увы, в нашем случае следствие этим не заинтересовалось.

Мог ли порошок из сильнодействующего ядовитого растения применяться для любовного приворота? Казалось бы, это нелепость. Но есть одно важное обстоятельство.

Любовная магия предназначена для того, чтобы внедрить в человека «тоску». Тоска понималась как нечто внешнее. Попав в тело жертвы, она сушит и томит, не даёт покоя. Это тяжкая напасть, которая действует на человека разрушительно. Человеку становится тошно. В старинных лечебниках тоской могли называть тошноту или боль в желудке, причём всё это ассоциировалось со стеснением сердца. В качестве лекарства «от тоски» предлагали зелье, прочищающее желудок. По сути, нападение «тоски» – это разновидность порчи. Недаром «тоской» страдали кликуши[113].