Обращение Казанского и Вятского генерал-губернатора к наместнику Вятскому. Собственноручная подпись: «Покорный слуга Платон Степанович Мещерский»
Сражавшиеся с засевшими в избе головорезами не могли понять, нарочно ли изба была зажжена. Однако в старинных рассказах о разбойниках те в критической ситуации поступали точно так же – совали деньги хозяину дома: «Поджигай!» А как заполыхает – тогда кто-то бросается тушить, кто-то бежит к себе вытаскивать на двор имущество и стеречь постройки от огненных искр. Видимо, злодеи надеялись скрыться-затеряться в поднявшейся суматохе. Одному-то из той шайки удалось сбежать даже до пожара, во время осады и перестрелки.
Колдун, казак, чеботарь, кузнец?
В третьем выпуске замечательного издания 1920-х годов, «Пермского краеведческого сборника», появилась статья журналиста и краеведа В. А. Весновского (1873–1933) о камских разбойниках. Там среди прочих легендарных разбойников упомянут атаман Гурька, который, по утверждению автора, действовал на Каме в начале XIX века: «Народная легенда говорит, что “Гурьку, даже царь не шевелил” и только “в случае вой ны брал к себе на службу”». (В этом суждении, очевидно, отразилось представление, что атаман происходил из солдат: среди разбойников и вправду бывало немало беглых солдат и рекрутов.) Весновский полагал, что «гурьками» в Сарапульском уезде могли называть всяких разбойников. У него приведён такой вариант предания об огненной гибели шайки: «На Гурек была сделана облава. Избегая её, разбойники забрались в избу и начали оттуда стрелять в преследователей. Крестьяне, чтобы выгнать оттуда Гурек, обложили избу соломой и пробовали зажечь последнюю. Но Гурьки солому “заговорили”: она не загорелась. В это время проезжал мужик с сеном, у которого оно было куплено. Сено разбойники не успели “заговорить”, оно загорело (так!
Это предание Весновский приводил со ссылкой на книгу священника, литератора и краеведа Н. Н. Блинова (18391917). Однако у Блинова совсем иная версия, а именно: «В селе Каракулине, передают, бывший там атаман Гурька с одиннадцатью казаками потребовал к себе в избу для веселья девиц. Не смея ослушаться, каракулинцы, исполнив требование, порешили избавиться от злодеев. Когда те перепились и женщины выбежали из избы, её обложили соломою, предварительно завалив выходы брёвнами. Все злодеи сгорели»[151]
. Блинов полагал, что этот Гурька – один из атаманов пугачёвского воинства (пугачёвцы и вправду заходили в прикамские земли), то есть относил событие, о котором сохранилась память в предании, к 1773–1774 годам.В конце XIX века в «Пермских губернских ведомостях» появилась заметка об атамане Гурьке и Чегандинских пещерах, публикатор которой указывал, что обнаружил запись предания среди бумаг своего покойного деда[152]
. На самом деле это пересказ публикации из вятских «Ведомостей», разве что с некоторыми дополнениями. Дескать, в селе Колесникове Гурька был кузнецом, о котором бабы судачили, будто он продал душу чёрту. Кузня его сгорела, сам он исчез, а спустя два года объявился в пещерах уже во главе шайки из пятнадцати человек.Предание об атамане Гурьке и Чегандинских пещерах отразилось также в повести для детей уроженца Елабуги, знатока Прикамского края Станислава Романовского (19311996) «Синяя молния». Там у Гурьки появляется фамилия – Востряков. Он пастух и чеботарь, он хитрец, который налогов не платил, в царском дворце побывал и смог украсть царевы сапоги (влияние Гоголя?). Потом подался в разбойники: стал жить в пещерах и грабить купеческие суда. Купцов отпускал, а добычу раздавал беднякам.
Литератор и путешественник Василий Немирович-Данченко, проехавший в 1875 году по Каме на Урал, поведал доверчивым читателям, что в тех пещерах то ли огромный змей некогда обитал, то ли сам Ермак, который разбойничал там на реках[153]
. Однако о Ермаке рассказывают-то как раз на Урале, а не в пределах Вятской губернии.Ну, а в краеведческих книжках советского времени укрывавшиеся в Чегандинских пещерах разбойники запросто превращались в беглых крестьян и разворачивали классовую борьбу с угнетателями.
Фольклоризация
Итак, в архивном документе 1789 года, судя по всему, речь шла о том самом событии, которое стало основой предания о разбойничьей шайке атамана Гурьки, услышанного В. Ф. Кудрявцевым на рубеже 1850–1860-х годов (а различные его варианты распространялись и в XX веке). От события до записи уже сложившегося, фольклоризированного текста прошло семь десятилетий, хотя Кудрявцев был уверен, что этот срок составляет «более полутораста лет».