Ветроум. Странное, страшное, смешное в повседневной жизни русской провинции XVIII – начала XX века

Такого рода хронологические ошибки в случае с народными преданиями – обычное дело. Например, в четвёртом выпуске «Пермского краеведческого сборника» была напечатана заметка с пересказом другого предания о разбойниках-ушкуйниках, подписанная так: «Студент крестьянин Лаврентий Кривощёков (коми-пермяк)». Студент записал предание в 1923–1924 годах в Коми-Пермяцком округе от местного старика Абрама Кривощёкова, которому тогда было более 90 лет. Сам Абрам уточнял: «Рассказывал мне мой дед, он тогда был ещё мальчуганом». В публикации к этому месту сделано примечание: «По вычислению родов, предание относится, д[олжно] б[ыть], к концу XVII в.»[154]. Кто так вычислил – сам ли студент или же издатель сборника, известный уральский филолог и этнограф П. С. Богословский (18901966), – трудно сказать, но расчёт неверен. Даже если Абраму тогда и вправду было более 90 лет, то он родился около 1830 года и, таким образом, дед его мог припоминать пересуды второй половины XVIII века – не ранее того. Детали коми-пермяцкого предания довольно точно воспроизводят известные по архивным источникам особенности разбоев именно той эпохи (а термин «ушкуйники» явно анахронистичен).

На стыке вятских и пермских земель коми-пермяцкое и русское население издавна приходит на заброшенные кладбища – «чудские могилы», где, по народным представлениям, похоронены почитаемые предки. Специалистка по народной традиции Прикамья С. Ю. Королёва, изучив «чудские» имена, поминавшиеся при таких обрядах, сделала вывод, что они у «первопредков» – зачастую искажённые, но вполне христианские. Получается, что эти представления соотносятся не с глубокой древностью, а примерно с XVI–XVIII веками[155].

И в версии Кудрявцева, и в версии Весновского разбойники предстают колдунами. Недаром только священник (воспринимавшийся как более сильный магический специалист) мог им противодействовать. Правда, русские колдуны обычно умели «отводить глаза» людям, которым мерещилось, будто скирды горят – а тут наоборот: из-за чародейства «гурьков» солома не поджигалась. Тема разбойничьих кладов – тоже общее место в легендах и преданиях. Астрахань, куда, согласно одному из вариантов, улизнул атаман, – город «понизовой вольницы», возле которого гулял на волжском просторе самый знаменитый в преданиях разбойник-колдун и народный заступник Стенька Разин. А в версии Блинова Гурька превратился в сподвижника другого народного вождя – Емельяна Пугачёва.

Приметные Чегандинские пещеры изучались и трезвомыслящими специалистами, которые не склонны увлекаться яркими сюжетами. Летом 1888 года там побывал археолог А.А. Спицын. В экскурсии вместе с ним участвовал П. Сорокин (по-видимому, П. М. Сорокин – вятский статистик), который написал об этом в газетной статье[156]. В 2003 году обследовал эти пещеры и составил их план спелеолог А.А. Гунько. Согласно его компетентному суждению, Чегандинские пещеры, скорее всего, появились в результате добычи медной руды. Там в XVIII–XIX веках был небольшой рудник. А для постоянного житья они были бы очень неудобны[157]. Получается, что догадка юного краеведа Кудрявцева оказалась верной: он-то полтора века назад рассудил так: пещеры – «разработывавшиеся когда-то рудники».

Схема Чегандинской пещеры, сделанная А. А. Гунько

Итак, это любопытный пример того, как фольклоризируется рассказ об историческом событии. Те места и вправду кишели разбойниками, а четверо из них погибли в пожаре. В тех местах и вправду находились пещеры. В народной памяти всё это соединилось, атаман же получил имя Гурька (то есть Гурий). Судя по архивным источникам, реальные разбойнички были жестокими грабителями и садистами. Однако прикамские злодеи в писаниях историков и беллетристов могли обретать черты народных героев. И при каждом следующем пересказе, при очередной переработке легендарная история получала дополнительные подробности.

Глава 6 Разбойники-вымогатели

В поисках «писателя». Шайка с винного завода? На речных путях. Гнёзда разбойнические

27 мая 1794 года Филипп Решетников, который в предыдущем году служил сотником Мостовинской волости Сарапульской округи Вятского наместничества, получил с оказией свёрнутый и запечатанный лист бумаги. Послание было зловещим, вроде пиратской «чёрной метки».

В поисках «писателя»

Прикамские земли, где случилось это происшествие, в наши дни входят в Сарапульский район Удмуртии. Сейчас там есть муниципальное образование «Мостовинское» с центром в селе Мостовое. Сотник (или сотский староста) в России конца XVIII века занимал низшую административную должность среди государственных крестьян. Он и сам был крестьянин, выбиравшийся от сотни дворов. Авторитет да какая-никакая власть над мужиками-соседями у него имелись.

В письме говорилось: