Священник Пётр Катаев представил результаты своего расследования в Орловское духовное правление. Правление, рассмотрев бумаги, направило своё мнение наверх – в Вятскую духовную консисторию. Орловские решили не обострять ситуацию. Принимая, мол, во внимание искреннее раскаяние дьячка Замятина, его беспорочную службу в поселянском училище и вообще… Упал-то он, должно быть, не столько от винопития, сколько от неосторожности. Другие ведь тоже пили и оказались всего лишь свидетелями. «…Полного вероятии (так! –
Однако в консистории полагали, что излишней снисходительности проявлять не нужно, да и не одного Замятина следует наказать. Консистория в феврале уже следующего 1852 года постановила: дьячка Замятина направить в Спасский монастырь уездного города Орлова «на послушания и труды», а за окровавление алтаря и паперти пусть его «духовный отец» наложит на него годичную епитимию. Кроме того, Замятин должен был компенсировать «прогонные деньги» (то есть командировочные) следователя Катаева. Тот уже получил их из Николаевского храма, так что теперь Замятину надо было заплатить туда. Требовалось также растолковать виновному, «что как сознание его было неполное, то и не могло быть принято во уважение». Наверное, консисторским служителям не понравилось, что, раскаиваясь и оправдываясь, Замятин обвинил всех прочих в многочисленных и разнообразных упущениях. И вообще, он ведь уверял, будто был не столь уж и пьян, а такое похоже на дерзость.
Когда консисторские докладывали епископу, тот повелел сделать замечание священнику Николаевской церкви Павлу Феофилактову за то, что его подначальные дурно себя вели и пьянствовали. А ведь и правда: следствием было точно установлено, что пил Замятин не один, а с прочими причетниками, которые явились «к вечернему пению» явно не вполне трезвыми. Соответственно, консистория распорядилась: «Дьячка Анцыгина и пономаря Попова выслать в архиерейский дом на месяц для научения трезвости»[242]
.Но поучить трезвости удалось только одного из этих двух – Анцыгина. В бумаге, составленной в мае 1852 года, сообщалось, что другой – «пономарь Иван Попов, назначенный в архиерейский дом на усмотрение, помер»[243]
. Шёл ему уже шестой десяток, так что и рассуждать о причине смерти старика никому было не интересно – ну, помер так помер. Когда его коллеги заполняли клировые ведомости за 1851 год (а благочинный проверял и подписывал), то указали, будто смерть Попова приключилась в марте[244]. Можно подумать, что в марте 1851-го! На самом деле, они, похоже, просто задержались с заполнением ведомостей, писали их уже весной 1852-го, когда Попова и не стало. Такая уж небрежность в документации… В клировых ведомостях за следующий 1852 год опять объявлено, что Попов умер. И уже не в марте, а в апреле[245]. В общем, помер – и стали о нём забывать. У Бога пономарей много.Дьячок Анцыгин провёл свой срок в архиерейском доме, и отныне это наказание упоминалось в его послужном списке. Правда, назначили ему один месяц, а вышло, что он пробыл под наблюдением два месяца[246]
. Если это не путаница в бумагах, то, должно быть, срок ему продлили за какую-нибудь новую выходку. Видать, не смог за один месяц трезвости научиться…Сам же Замятин проканителился в монастыре благополучно. В июле 1852 года из Спасо-Орловского монастыря извещали, что Замятин «вел себя очень хорошо». И в клировых ведомостях за 1852 год отмечено: «После находимости в Орловском монастыре за пьянство вел себя осторожно и в поведении с худой стороны не замечен»[247]
.Вообще-то Замятин, когда хотел, мог вести себя прилично. Например, как только он поступил в юном возрасте на церковную службу, то получил такую характеристику: поведения «хорошего, к должности подвижен»[248]
(имеется в виду: бодр и деятелен). За год до происшествия в алтаре он – поведения «порядочного»[249]. И даже за 1851 год, когда это происшествие приключилось, он («уволенный дьячек от должности», который «находится под судом и следствием») – поведения «не худого»[250].На воспитании и призрении
Спустя пять лет после трагикомического случая в алтаре отец дьячка Замятина Павел обратился с прошением к государю императору.