Сокольников шел и думал о превратностях человеческой жизни, о том, что все далекое может стать близким, а все близкое уйти в такую даль, в которой его потом и разглядеть-то будет трудно, и никто еще не разгадал тех путей, перекрещивающих человеческие судьбы и разводящих их в разные стороны.
Он шел пешочком, и когда добрался до дома, был первый час ночи, устало начал подниматься к себе на третий этаж, уже ступил на промежуточную площадку между этажами, как вдруг увидел на подоконнике белую форменку, кажется, это был моряк. Он припал головой к косяку и тихонько дремал.
— Вы что здесь делаете? — строго спросил Сокольников.
Моряк вскочил, прижав к бедру портфель, который болтался у него на ремне через плечо, и громко, пугая лестничную тишину, гаркнул:
— Вас жду, товарищ капитан третьего ранга. Велено немедленно прибыть на корабль. Катер ждет на Минной стенке.
— И давно здесь сидите?
— С двадцати двух часов, товарищ капитан третьего ранга.
«Хорошо, что я у Вожаковых не остался. Будь Наташа немного понастойчивее... Раскисаете вы, Сокольников, раскисаете. Хотя...» — подумал он и спросил больше по привычке, хотя и понимал, что таких вопросов оповестителям не задают — бесполезно:
— А что случилось?
— Не могу знать, товарищ капитан третьего ранга!
«Ну, правильно, — холодея от предчувствия большой неприятности, подумал Сокольников. — Стоило первый раз за две недели сойти на берег и — пожалуйте бриться!»
Он не стал заходить к себе, а скорыми шагами спустился с оповестителем в подъезд и только что не бегом рванул на Минную стенку. Катер их ждал, и спустя двадцать минут Сокольников уже поднимался на борт «Гангута», задав вахтенному офицеру тот же самый вопрос:
— Что случилось?
— Не могу знать, но командир распорядился, как только подниметесь на борт, пройти к нему.
Все теми же скорыми шагами Сокольников прошел в надстройку, вбежал по трапу в вестибюль, повесив фуражку на вешалку, пригладил ладонью волосы перед зеркалом, стукнул в дверь и вошел, не дожидаясь приглашения. В салоне у командира горел весь свет, за продолговатым столом друг против друга сидели Ковалев с Бруснецовым, пили чай и, казалось, беседовали о пустяках. Сокольников и в третий раз задал один и тот же тревожный вопрос:
— Что случилось?
— Пока ничего, — сказал Ковалев своим обычным, будничным голосом. — Но может случиться. На подготовку командующий отвалил от щедрот своих шесть суток.
— Но, прости, когда он был на борту, будто бы ничего не говорил.
— Мой руки, садись к столу. Сейчас тебе принесут чаю.
— Пороть будешь, как в том анекдоте? — пошутил Сокольников.
— Пороть потом всех будут, если провалим задание. — Ковалев нажал кнопку и, когда в дверях застыл здоровенный матрос, сказав: «Бсть рассыльный», распорядился: — Еще прибор, еще чаю, еще бутербродов. — Дождался ухода рассыльного и только тогда обратился к Сокольникову: — Домой уже собрался, от него звонок, и вот — шесть суток на все про все. Пока идем в Средиземное море в одиночное плавание, правда, нам придается вертолет. Потом выходим в океан, а там направляемся туда, сами не знаем куда, ищем то, сами не знаем что. А точнее, нам велено вступить в контакт с супостатом, по выражению командующего, найти золотую иголку в стогу сена. Как я понял, она несет на борту новейшие ракеты, а вместе с ними и новую доктрину, о которой супостат пока что помалкивает. Вот таковы вкратце контуры, в которые нам надлежит вписаться. Вопросы есть?
— Вопросов по существу нет, — сказал Сокольников. — Есть вопросы практического порядка.
— Ради этого я вас и оторвал от приятного времяпровождения. Дождемся вестового и приступим. — Но пока вестовой не появлялся, Ковалев, подмигнув Бруснецову, спросил Сокольникова: — Судя по некоторым признакам, мы скоро гуляем на свадьбе?
— Относительно свадьбы история с географией пока помалкивают, — сказал Сокольников. — Что же касается гостей, то тут действительно кое-что имело быть место. Я был у Вожаковых.
Ковалев с живостью поглядел на него:
— Ну что они?
— Наташа Павловна, кажется, потихоньку стала приходить в себя. А старики с этим, должно быть, и умрут.
— Да-а... «Жена найдет себе другого...»
Вестовой принес два чайника — один — с кипятком, другой — с заваркой, полное блюдо бутербродов, понимая, что разговор у командира будет долгий, стакан в подстаканнике для Сокольникова, масло, и все это одним походом. Офицеры дождались, когда вестовой уйдет, разлили чай, принялись за бутерброды.
— Завтра на подъеме флага... — Сокольников с Бруснецовым, а следом за ними и сам Ковалев глянули на часы: был третий час ночи, и Ковалев поправился: — Точнее, сегодня на подъеме флага я объявлю аврал. Никаких освобождений от работ. И никого. Старпом, все лишнее барахло сдать, полностью заменить НЗ, продегазировать помещения. К обеду представить подробный план работ.
— А тыловики? Я-то подготовлю, а у них то этого не будет, то того не окажется.
— Командующий сказал, что даст указания. Теперь с тобою. — Ковалев повернулся в сторону Сокольникова.