Ветувьяр

Карета вкатилась во внутренний двор монастыря только с заходом солнца. Едва Тейвон покинул ее, как его со всех сторон окружила стража. Спасибо хоть, что руки развязали! Неужели он и вправду производил впечатление настолько опасного человека?

На самом деле ни фехтование, ни простая борьба никогда не давались Тейвону и вполовину так же хорошо, как Джеррету (по крайней мере, так говорили учителя). Он всегда был более успешен в стихосложении, истории и естественных науках, хотя сейчас с радостью обменял бы все эти знания на ловкость, выносливость и хорошее обращение со шпагой.

Казалось, в тот момент ярость полностью затмила Тейвону взор. Он так и не увидел Ремору, что должна была подъехать следом, и когда Лукеллес наконец-то вытащил свое шарообразное тело из кареты, они тут же двинулись к широким парадным дверям, распахнутым настежь.

Тейвон ожидал встретить Геллиуса, но праведника-предателя нигде не было видно. Вместо него нового короля и его пленника встречали какие-то монахи и слуги. Они указали гостям подниматься наверх, к парадному тронному залу, которым пользовались, кажется, всего пару раз за всю историю Кирации.

Все убранство здесь было каменным и буквально кричало о собственной древности, но одновременно с ней и о какой-то неподвластной времени красоте. Тейвон шел мимо зажженных факелов и освещенных ими барельефов с изображениями великих королей-ветувьяров, думая о том, каким все-таки никчемным оказалось его правление.

Вместо великого короля он оказался слабаком и трусом, охваченным вечными сомнениями и нерешительностью. В нем не было ни силы, ни мудрости — и за это он поплатился восстанием и Лукеллесом на троне.

Парадный зал сиял огнями свеч и факелов — даже вечером здесь было почти так же светло, как днем. Лукеллес так медленно катился по коридору, что ему хотелось поддать пинка для скорости, но когда они все-таки прошли через широкие двустворчатые двери, Тейвон опешил.

На троне, окруженная свитой, состоящих из высоких смуглых мужчин в темных одеждах и короткого старика в бордовой рясе, гордо восседала ожидавшая их женщина с остриженными чуть выше плеч темными волосами…

…которая была умершей более полугода назад Ингердой Пашелл.

Глава 25. Эделосс. Граница с Кирацией. Кирация. Монастырь Двух Лиц

Боль отступала слишком медленно. Что же у него была за рана, если даже чудо-снадобья наследника престола залечивали ее уже несколько недель!?

Ланфорд никогда не чувствовал себя настолько убогим и ничтожным. Он не мог даже быстро ходить, постоянно уставал, а уж о том, чтобы держать оружие, и вовсе не шло никакой речи.

Из камарила он превратился в посмешище. В калеку!

Казалось, про него забыл даже Биркитт. Пока Ланфорд плелся в хвосте армии в колонне с провизией, про него вспоминал только другой такой же никчемный калека — принц Иллас. Наследник привозил новые снадобья, осматривал и обрабатывал рану, а потом возвращался к отцу, вновь оставляя Ланфорда наедине со своими мыслями, которые грозились сожрать его заживо.

Никто из оставшихся камарилов тоже не вспоминал про него — да Ланфорд и не желал их видеть. Он дал худшим из их рядов остаться в живых, а лучших отправил на смерть. Такое нельзя прощать даже самому себе.

На ночь Ланфорда оставляли в шатре одного — он сам этого потребовал, потому что не выносил, когда кто-то кудахчет над ним, как курица-наседка. Сегодня была бы такая же ночь — одна из многих, что уже прошли и что еще ждали его впереди, если бы к камарилу не решил нагрянуть нежданный гость.

Биркитт ворвался к нему со всей бесцеремонностью, на какую он только был способен. Ланфорд в этот момент уже собирался спать, устроившись на узкой скамье, накрытой несколькими меховыми шкурами, чтобы было не слишком жестко. Благо, он не успел еще погасить свечу, а потому видел наставника во всей красе — в идеально сидящем мундире, с аккуратно подстриженной бородой и причесанными седыми волосами. Сам же Ланфорд безупречным видом похвастаться не мог…

Он нехотя поднялся и сел на скамье, кутаясь в лохматую шкуру. Ночи с каждым днем становились все холоднее, да и болезненный озноб никак не желал отстать от Ланфорда.

— Ну, как себя чувствуешь, Карцелл? — Биркитт мельком оглядел помещение, подыскивая, где можно сесть. Не найдя ни скамьи, ни стула, наставник опустился на какой-то ящик с провизией. Что в нем было, Ланфорд не знал.

— Вполне сносно, — Отозвался камарил, — Не жалуюсь.

Биркитт угрюмо посмотрел на него:

— А по виду и не скажешь… Принц Иллас не говорил тебе следить за собой?

Поначалу Ланфорд озадаченно нахмурился, но потом до него дошло, о чем говорит наставник — камарил действительно напрочь позабыл о самом себе, утонув в тоске и бессмысленных страданиях. Волосы у него сбились в огромный колтун на затылке, лицо густо заросло бородой, а ослабевшее из-за раны тело заметно похудело — теперь он и близко не напоминал лучшего камарила ордена. Да и кому это нужно, когда он так облажался?

Ланфорд лишь пожал плечами и решил сменить тему:

— У вас ко мне какой-то разговор?