Ветви Ихуа

Фонарик сразу же выключили, и гопники, не сговариваясь, стали пинать Зуброва. Удары сыпались со всех сторон. Прикрыв голову руками, Зубров видел, как один из гопников отошел в сторону и с отрешенным видом закурил. Чуть погодя отошли еще двое, но трое самых усердных, шумно дыша, продолжали бить. Неожиданно один из них подскочил и обеими ногами саданул его в живот — Зубров едва успел напрячься. Парень два раза подпрыгнул как на батуте, а затем соскочил.

— Завтра в это же время сюда притопаешь, — сказал он негромко. — Принесешь пять червонцев. Ясно?

— Ясно… — простонал Зубров, стараясь вложить в интонацию больше страдания, чтобы гопники чего доброго не усомнились в том, что достаточно жестоко его отделали, и не надумали продолжить. Но они, вроде как, были удовлетворены.

Наконец Зубров с облегчением услышал, что они уходят. Не дожидаясь, пока передумают, он вскочил на ноги и тяжело, шатко побежал в противоположную сторону.

***

Проснувшись наутро, Зубров обнаружил, что в руке сжимает мятый кусок оттаявшей говядины: вчера он приложил его к фингалу, да так и заснул.

Зубров сходил на кухню, с отвращением бросил мясо в морозилку и отправился в ванную, к зеркалу. Он удивился, обнаружив, что большая часть синяков, которые вчера украшали лицо, грудь и плечи, рассосалась. Переносица тоже вроде бы выдержала, хотя из носа по дороге домой долго не унималась кровь. Только правый глаз по-прежнему был заплывшим и напоминал сейчас печеную сливу. Да еще побаливали копчик и правый бок.

— Скоты, — процедил Зубров.

Двоих из них он хорошо запомнил. Гопники, должно быть, и не думали, что он разглядит их в этакой темноте, но он мог видеть ясно даже в самую пасмурную ночь. «Может, в милицию?» — подумал он.

Ну, положим, он туда пойдет. А дальше что? Затаскают на всякие там опознания, все кругом прослышат, что случилось. Авторитета уж точно не прибавит. «Нет, не пойду», — решил он.

Зубров помылся и стал готовить завтрак.

«Так чего ж делать-то? — раздумывал. — Может, на больничный?»

Закипел чайник. Зубров заварил чай и сел завтракать. Сжевав без аппетита пару бутербродов, снова сходил в ванную и, припав к зеркалу, старательно замазал синяк зубной пастой.

— Чудо-юдо, — оценил он то, что получилось. Пасту пришлось смывать.

«Эх, надо было хоть одному из них врезать», — подумал он. Отойдя от зеркала, несколько раз ударил по воздуху, глядя исподлобья на отражение.

— Получи!

Странно, почему он в школе никогда не дрался? Многие дрались, а он нет. Только его вечно мутузили. Неправильно все это как-то. Такой здоровый медведь, — наверняка вчера смог бы пару гопников завалить.

Он сжал кулаки до боли, осмотрел их. А вот если бы у тех гадов да этакие кулаки — вот тогда бы точно хана. Не стоял бы тут со своими идиотскими рефлексиями, — в лучшем случае сейчас в травматологии валялся.

Он неторопливо разжал пальцы. И сразу же вспомнил свою печатную машинку «Зенит».

Выйдя из ванной, он вернулся в комнату и расчехлил машинку. Зубров расположил пальцы в линейку: левая рука — «А», «В», «Ы», Ф», правая — «О», «Л», «Д», «Ж».

— Черта с два, — с сомнением пробурчал он.

Зубров заправил бумажный лист, и с вроде бы привычной скоростью пробежал по клавишам: «ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ВСЯКИХ ДЕЛ С ИНЗОЙ БЕРКОМ». На этой короткой фразе ему дважды пришлось разъединять сцепившиеся рычаги литер.

На бумаге вышло следующее: «РОПАХЗТЬСМЧСМФЯ ОЛТЬ ВАСЯФКУИХ ДЕНЛД СМ ИРНЗХОЛЙЦ БЮЕКРОКОИМ».

Он попытался печатать помедленней, но результат тот же: пальцы не хотели вмещаться.

— Я не помню, как я это делал! — прошептал он обреченно.

Оцепенение, ставшее привычным, стиснуло спину, плечи, запястья. Нервно растирая руки, Зубров заходил по комнате.

«Критическая масса… — бормотал он. — Вот что это такое. Что-то произойдет. Так или иначе должно произойти. Уж больно много странностей. Острое зрение… Тонкий слух… Машинка… Сны… Нож… и еще та штуковина…»

Он вернулся в кухню, поставил на огонь кастрюлю с водой: как бы там ним было, а еду готовить надо. Кинул на стол пачку вермишели и затем достал из плиты сверток. Внутри был другой, маленький сверточек. Размотав его, Зубров вынул электронные часы. Точнее, это было компактное устройство, похожее на болгарские часы, которые ему однажды довелось увидеть в комиссионном магазине. Корпус был сделан не то из крашенной стали, не то из пластика, явно не отечественного производства. Браслет походил и на кожу, и в то же время на металл, и ничего подобного раньше Зубров не видел. По маленькому экранчику бежали ряды цифр. Центральные цифры показывали время. Кнопок не было за исключением одной маленькой с торца, при помощи которой устройство можно было выключить. Вчера, перед тем как идти к Инзе, у Зуброва было искушение надеть часы, но он передумал.

«Хорошо, — сказал себе он теперь. — Не то бы забрали».

Он подумал немного и защелкнул браслет на запястье. Не всякие часы налезали ему на руку, а эти вот налезли. «Смотри ты, точно на меня сделаны», — хмыкнул он.

***