Ветви терновника

Ещё долго Изольда могла бы распалять себя и изобретать проклятия в адрес Тристана, и насылать несчастья на его голову. Но сколько она не старалась, но сердце отказывалось откликнуться на её призыв и стенание, и хранило стойкое молчание, не успокаивая и не подсказывая ей никакого решения. Гнев её стал спадать, и разум стал возвращаться в её бедную и растревоженную голову. Она хотела немедленно покинуть убогую хижину, где оставался её коварный возлюбленный, и не могла. К ней пришла мысль послать Бранжьену за королевскими телохранителями, которые связали бы Тристана и бросили бы к ногам её грозного отца, чтобы свершился праведный суд. Вот тогда гнусный обманщик понёс бы самое суровое наказание. И не могла. Только одна мысль о том, что любимое тело будет искромсано топором палача, а дорогие глаза, которые неизменно с восхищением смотрели на неё, закроются навсегда, чуть не свела её с ума. Нет, это невозможно. Пусть он объяснится. Любой преступник имеет право быть услышанным. Недаром господь сказал, что каждый имеет право на раскаяние, и каждому может быть даровано прощение. Изольда истово перекрестилась.

Тогда она вернулась в помещение, где всё это время пребывал её неверный возлюбленный, и не в силах унять полыхавшей на её прекрасных щёках огненный гневный румянец остановилась перед недоумевающим Тристаном.

– Вот доказательство твоей подлой измены, – громко воскликнула она своим музыкальным голосом, который всегда так завораживал и очаровывал непонимающего юношу. – Как посмел ты надругаться над моими чувствами и обмануть меня как самый последний негодяй, которому и места не должно быть на этой земле хотя бы для того, чтобы он не отравлял воздух своим мерзким присутствием.

– Вот неопровержимое доказательство твоей вины, – гневно восклицала она, протягивая Тристану обнажённый меч. – Этим ужасным оружием, которым ты бессчётно поражал невинных людей, лишая их жизни и разоряя их дома, именно им ты совершил гнусное убийство моего дяди, благородного и честного рыцаря Морольда, который выпросил у моих родителей мою руку, намереваясь, стать моим женихом. Не вздумай отпираться, коварный совратитель и лучше признайся в своих грехах, и назови вслух своё отвратительное имя, которым у нас пугают детей. Я знаю, что ты Тристан, военноначальник корнуэльских орд, грабителей и смутьянов.

Удивлённый этой гневной тирадой, своей любимой Тристан унял вспыхнувшее в нём было негодование, и не обращал более внимания на этот поток несправедливых обвинений, так как не мог заставить себя не любоваться прекрасной Изольдой, которая и в ярости казалась ему несравненной во всём свете красавицей.

«Господь свидетель тому, как глубоко я её люблю, – огорчённо размышлял Тристан, не отрешая свою подругу от попыток извести себя бессмысленными упрёками. – В ней всё прекрасно: каждое движение, каждый взмах руки и каждый изгиб восхитительного тела, скрытого под тонкой батистовой туникой, перетянутого по талии тонким золотым поясом. Восхитительны её чудесные губы, которые я всегда так страстно целовал не в силах оторваться от них, и длинные густые волосы, в которых купал моё разгорячённое лицо. Разве она не чудо? Какой мне смысл влачить свою бренную и бессмысленную жизнь на этой грешной земле, если мне суждено потерять её навеки? Или я не понял и не разглядел как надо эту девушку, и она всегда была такой, жестокой и несправедливой? Но имею ли я право на эти суровые, и может быть несправедливые слова? Не совершаю ли я тяжкого греха перед всевышним, произнося их, и ошибаюсь, как ошибаются все люди всегда и во всём, потому что им от рождения не дано познать истину. Я всегда слушал голос моего сердца, и оно никогда не обманывало меня ни в бою, ни в любви. И сейчас оно спокойно, не тревожится, не болит, ему также хорошо, как всегда было, когда Беатриче со мной. Но она не Беатриче. Теперь всё стало ясно – она Изольда. О какое мелодичное и благозвучное имя, которое можно сравнить лишь с тихой песней лесного ручейка, сбегающего по камням в тихую заводь».

А вслух он произнёс: