ВЕЗЕНИЕ, ПРУЛЬНОСТЬ и всякое НЕПОНЯТНОЕ в моей жизни

Потом была защита и банкет, которому все уделяли гораздо больше внимания, чем собственно защищающимся. Он был тройным: Михаила Николаевича Манакова – по случаю докторской, ну и наши с Сафиной Фиалой Галиевной – кандидатские. В итоге собрались не только наши друзья, но и все старые выпускники кафедры. Это действительно для кафедры было событие! Помню, часа за два перед ним к нам в лабораторию заскочила Фиала, та самая дама, которую я на сдачу экзаменов к Шефу вперед пропустил. За эти три года аспирантуры мы не только подружились. Она стала непременным членом нашей интернациональной компании, единственная не сапуновская, а дигуровская. И разница в возрасте ей совершенно не помешала к нам вписаться.

Именно она в Москве с разноской авторефератов по всяким необходимым для защиты организациям меня спасала, пока я по стране метался, затыкая свои дыры с отзывами.

А теперь в руках у нее была трехлитровая банка шикарной черной икры и столовая ложка. Гурьевская татарка все-таки. Родственники не жалея подкинули деликатесный продукт на такое событие.

– Пока еще спокойно, давай съешь сколько сможешь, – cказала она. – На банкете вряд ли достанется.

И я так и сделал. Сидел и большой ложкой икру лопал, без хлеба! Ну прямо сцена из «Белого солнца пустыни».

А вот на банкет проректор ЯТИ проф. Миронов моих институтских приятелей за гос. счет не пустил прокатиться. Они, естественно, для поездки важные научные причины придумали, командировочки сочинили и пришли к нему, как к проректору по науке их подписывать. А он то был в курсе происходящего. Всех развернул!

Они, ругаясь, все равно за свой счет прибыли. Но и Герман Севирович, для приличия поупиравшись, предложение Шефа – поприсутствовать на банкете и изнутри на нашу кафедру посмотреть, принял. И наблюдал с удивлением – атмосфера царила прямо домашняя и семейная. Для него это удивительно было, потом сам признался. А что иногда лица знакомые ярославские в толпе мелькали, без последствий оставил.

Моя жизнь на кафедре после защиты

Гладко у меня мало что протекало, вот и после защиты первая странность не заставила себя долго ждать. Все остальные, защищавшиеся примерно в эти сроки, уже бумажки про подтверждение получили (включая и Фиалу), и только у меня из ВАКа ничего не было.

Думали, уже работа к черному оппоненту ушла, а тот затаился. Может, пакость какую готовит, ясно, что не мне или Сапунову (кому мы были нужны в ученом мире) – Шефу! Но даже и эти сроки прошли.

А потом как-то возвращается из ВАКа наш проф. Швец Валерий Федорович, который там еще и экспертом был пристроен (конечно, с подачи НН), и прямо как Жорик говорит:

– Ну беги, что ли, в магазин! –

И рассказывает всем:

– Пробираюсь я между стеллажами, какой-то задеваю плечом, и с полок диссертации на меня сыплются. А знаете, какие? Ждущие утверждения в отделе астрофизики. Стал их на место ставить, смотрю, фамилия знакомая – Литвинцев, думаю – однофамилец попался, а потом смотрю – диссер нашего дрозофила4 в руках держу! Ну, и утвердил!

Последнее, конечно, было против ВАКовских традиций: своих на утверждение, как правило, посторонним экспертам отдавали. Но тут уже было не до этого. Все сроки вышли. Это вот как воспринимать? Сколько бы она там еще простояла?

А на кафедре новый повод для зубоскальства появился: «Так ты, оказывается, еще и астра? Почему скрывал? А, может, ты астра голубая?»

Утвердили мою кандидатскую в 1976, но годом раньше, я уже был оставлен на кафедре в должности младшего научного сотрудника. Это было исполнение мечты! Прекрасно понимая, что все наши кафедральные ставки были забиты-перезабиты, и мне в ближайшем будущем в смысле продвижения ничего не светило, я все равно безмерно был счастлив: у меня есть возможность заниматься любимым делом! Причем в коллективе, где я уже прижился, и меня приняли таким, каким я и был. Со всеми моими достоинствами и недостатками, в частности, ехидным и острым язычком.

И работать буду под руководством любимого Учителя – ВН. Как я уже отмечал – получилось совместить работу и хобби – лучшего не придумать (хотя у моей супруги сразу начало формироваться иное мнение – так как крупными заработками в скорой перспективе тут никак не пахло).

Уникальное место была наша кафедра; я не идеализирую прошлое, и это не только мое мнение. В советской системе, где демагогия и вранье уже цвели пышным цветом, была такая вот маленькая отдельная рабочая единица, в которой этим никто не занимался. Вернее, пытались отдельные личности, но быстро тухли и пропадали. Здесь любому можно было себя чувствовать свободно и говорить то, что думаешь. Но я все ещё надеюсь, что напишу (если Сущность позволит) хотя бы главу под названием: «Моя любовь – моя кафедра».

В общем, все хорошо, что хорошо кончается. Я весь погрузился в работу, а её

прибавлялось и прибавлялось! Несмотря на то, что Сапунова очень часто теперь в Москве