ВЕЗЕНИЕ, ПРУЛЬНОСТЬ и всякое НЕПОНЯТНОЕ в моей жизни

Только что чуть голову не отрезало, может, местная Аннушка просто слегка не там масло пролила? А тут какие-то самолетные проблемы. Ерунда. Я летать (даже не знаю, почему) вообще не боюсь, хотя и не переношу высоту. Но самолетная, наверное, это уже слишком высокая для меня: не действует устрашающе.

Где-то долго крутились, потом сели. Надо отметить – очень тяжело садились, подшвырнуло всех прилично. Но к нам даже после высадки никакая информация не поступала. Только вечером уже сами пассажиры всякие ужасы начали рассказывать – кто говорил, что вроде на брюхо на поле садились, кто – на одном шасси на военный аэродром.

Второе, наверно, было ближе к истине, так как ночевали в пустой казарме, откуда нас забрали уже поздним утром и на микроавтобусе довезли до другого небольшого самолета. Я все еще это как в тумане воспринимал, почти в полуотключке, даже чуть сумку наплечную с медом, под кровать засунутую, взять с собой не забыл. Торчал постоянно перед глазами острый край шифера, и слова постоянно в голове крутились: «Мишка Шифер башковит, у него предвиденье».

В итоге все же взлетели, но на другом самолете. А что с багажом было? Пытаюсь вспомнить – ни одного просвета. Это и понятно. У меня то его и не было, кроме ручной клади, но зато какой. И летели, и сели нормально. Я даже оклемался слегка.

Как ни странно, меня встречали, несмотря на такое опоздание. Но почему-то все смурные какие-то. Полупьяные – понятно, а чего грустные и даже не ругались – удивительно.

Я сначала это отнес за счет последствий долгого ожидания. Ну действительно, пришлось вчера караулить, сегодня с утра в аэропорту сидеть. И чтобы при этом не принять зачуток (это такая местная мера: включает от полстакана до поллитра) чернухи исключительно для сугреву – практически не возможно. У них всегда с собой было. Устали, наверное, и сил ругаться уже не осталось.

Но вскоре выяснилась истинная причина. Пока я подвергал свою жизнь транспортным испытаниям, на комбинате взлетела в воздух ректификационная колонна. Сначала вертикально поднималась, как ракета, а потом упала боком и как раз на то административное строение (одноэтажное), где у нас вчера должна была произойти встреча. Хорошо небольшая, простенькая была.

Вот они и обсуждали это, ожидая меня в аэропорту. Жертв, к счастью, не было, что не характерно при таком ЧП, и мне за это сразу тоже плеснули полстакана. Шофер, по-видимому, ранее тоже себя не обижал. Поэтому, когда наш микроавтобус завалился мягко на бок в придорожный кювет, я вообще воспринял это как должное! Просто даже с облегчением подумал: а вот и третье дорожное происшествие подряд в моей начавшейся вчера серии. Значит, больше не будет.

И лишь на месте до меня окончательно дошла связь всех этих событий.

– Ну, Игорь, а ведь ты со своим опозданием всех нас спас! – сказал мне Борис Серебряков, к тому времени уже вынужденно перебравшийся в Татарию с семьей и почти со всеми своими ребятами после армянской резни в Азербайджане. И ставший тут главным по науке. – Не зря, значит, я тебе отзыв без рыбы ночью сочинял! – все-таки не удержался он от любимого воспоминания.

А под конец всяких официальных разговоров и подписания актов он тихонько вручил мне еще и бутылку старого армянского:

– Говорят, ты прульщик. Как приедешь, выпейте там с Николаичем за всех нас и распространение твоего везения на других.

– Да я его вообще-то берегу, только на хороших людей иногда распространяю, – нашелся я.

Через несколько дней у Шефа в кабинете, рассказывая свои дорожные авантюры за пулькой, знаете какую реакцию получил? Думаете, сочувствие? Ничего подобного.

Практически не пьющий Гапоевич мгновенно отреагировал вопросом:

– А где же эта бутылка-то, неужели зажал? Нет? А тогда давай тащи, сейчас и посмотрим, что за коньяк такой чудесный везунчикам выдают.

И мне осталось только повторить за Паниковским:

– Какие же вы грубые и бесчувственные люди!

Действительно, я чудом в живых остался, аж три с половиной раза подряд, а сопереживания никакого. Вздохнул, встал и пошел за коньяком.

Но если в Башкирии мне только раз довелось побывать, то в Татарстане (Казань и Нижнекамск) я был, наверное, в общей сложности, суммируя все командировки, раз десять-пятнадцать и по времени, может, и больше года. Как-то так получилось, что я быстро нашел общий язык и с местным химиком номер один – профессором и доктором наук Лиакумовичем Александром Григорьевичем (АГ), который хоть и заведовал кафедрой СК в КХТИ, но фактически подгреб под себя и всю нефтехимию (был при нашем знакомстве зам. генерального по науке на Нижнекамскнефтехиме). У него на кафедре должности доцентов занимали Татьяна Николаевна Кондратьева, дочь генерального, и ее давняя приятельница Раиса Ахтямовна Ахмедьянова – любимая сотрудница АГ. Они обе стали моими хорошими коллегами-подругами, и мы не раз работали вместе, втроем разъезжая по командировкам и всяким конференциям ( от Еревана до Ярославля.) Там же в аспирантуре состоял и Олег Ромашов – Татьянин подопечный и мой будущий сотрудник в Москве.