Везунчик

Конечно, это произвело эффект… Почти забытый у нас в будущем. Таня не могла поверить:

– Отку… Откуда ты знаешь?!

Я все еще колебался. Сказать ей? Или еще рано? Или просто не имеет значения? В итоге, я сдал назад:

– Ну… он уже старый…

– И что?! Может, кто-то другой… Они там все уже старые…

– Я думаю, что все-таки Брежнев.

Мы с Таней слушали красивую и грустную мелодию. Она сменилась другой, показавшейся мне фальшивой.

– А почему не передают, что… он умер? – спросила Таня.

– Скорее всего, завтра скажут.

Утром Таня сразу включила приемник. Еще и 8 не было. Траурная и просто грустная музыка звучала без конца. Она все слушала. Наконец, где-то в 11 сообщили. Таня выглядела растерянной. Почти плакала. Я не ожидал такой реакции:

– Эй, не грусти! Просто Брежнев… Генсек… Нового выберут: Андропов есть, Громыко, Черненко…

Таня мотнула головой:

– Тут и моя жизнь. Вся молодость. И то… что было потом…

Я все еще не понимал, к чему она.

– Конечно. Но ведь так всегда. – сказал я, – Не бери в голову! Мы живем в одно время с разными людьми. Кто-то умирает, кто-то остается…

Таня перебила меня:

– Но мне было обидно! Очень!… Тренировки до потери сознания… Надежды… Первые серьезные медали… А потом понимаешь, что ничего не изменится… Наверно, я плохая спортсменка, но мне всегда было мало только спорта…. Я плохо выражаюсь!… Ну, как будто было что-то еще, за что я не могла зацепиться, сколько бы ни старалась…

Почему-то я вспомнил историю про Пикассо в Париже. Как ему позвонили в дверь мастерской, он открыл, узнал, что фашистская оккупация закончилась и молча вернулся к работе. Вкроятно, того, на что намекала Таня, просто не существует. Но и мне это чувство невозможности было знакомо.

– Я словно билась о какое-то стекло… – продолжала Таня, – И меня отбрасывало назад. Я пыталась поговорить об этом с другими… с подругами, родственниками, мужчинами… Но им было… все равно. Они вроде как и не замечали… И чем дальше, тем больше… Я понимаю, что бухала и старела, но мне казалось, что вместе со мной старел и весь мир. Что-то покидало его. А взамен не появлялось ничего… У всех какая-то грусть и отчаяние, полное безразличие…

Внезапно Таня спохватилась:

– Слушай, я, может, зря тебе болтаю?! Откуда ты знал, что Брежнев умер? Может, ты из органов?!

Я рассмеялся:

– Конечно, из органов. У меня есть почки и печень, легкие… Возможно, мозги!… Я состою из органов…

– Да, нет!.. Я серьезно!… Ты ведь все знаешь откуда-то!… И песни поешь заграничные, и трусы фирменные носишь! И Виктор твой… Вы с ним два сапога пара. Даром что родственники! Все темните. Вы точно сексоты!.. Или шпионы!

Она произнесла последнее слово через «ё». Я покатывался со смеху:

– Прекрати, прекрати!.. Это все логично!..Насчет Брежнева… Нетрудно догадаться!

– Ты еще скажи «совпадение»!… А откуда у тебя деньги?! Ты ж нигде не работаешь!

Ее правда. Это должно было вызывать подозрение.

– Нууу… А откуда деньги У ТЕБЯ?! Ты ведь тоже не работаешь! Может, это ты – сексотка?.. Хотя, нет, ты – сексопилка!

Мы уже смеялись вместе. Нехорошо получается: Брежнев помер, Болдырев хрен знает где, а мы тут ржем. Впрочем, пофиг… На них обоих… Много чести!…

Я взглянул в окно и замер. Там было на что посмотреть – к нам ковылял Болдырев. Он уже и калитку открыл…

Мы выбежали наружу:

– Где вы были?!

– Где вы были?!

Выглядел он неважно, но лучше, чем в тот раз, когда мы ездили с ним к Лере.

– Я был… далеко…

– Мы беспокоились!.. – начала Таня, но остановилась. Явно про сексотов подумала. Его «далеко…» наводило на такие мысли. Не самые приятные для меня. Выходило, что мы опять темним.

Чтобы отвлечь ее, я набросился на Болдырева:

– Правда, Семеныч… – сам удивился, что назвал его так, – Это глупо! Почему не предупредить?! Мы искали!.. Пол-Москвы облазили! А теперь… «Далеко». И все на этом?!

– Я не планировал… уезжать… Так получилось…

Болдырев собрался с духом:

– Я был дома… У нас дома…

– В смысле? В Баку? – я вспомнил нашу старую легенду.

Он не ответил. Гнул свое:

– Я… от всего отказался… Больше у меня… ничего нет…

Мы с Таней переглянулись:

– Значит, вам некуда пойти?

– Да… Пока некуда… Если вы не против… я могу?.. пожить у вас… пару недель?..

На самом деле, я почти закончил свой рассказ. Меня до сих пор вышибает, когда я начинаю думать, что было дальше. И что это все уже в прошлом. Я тогда сижу часами и пялюсь в окно, как болванчик. Болезненная тема еще, слишком болезненная.

Конечно, Болдырев остался у нас. И, конечно, это было не две недели или три. Прошел месяц, другой миновал, вся зима… «Так вот ты какой, 1983 год!..» – думал я. Я же его не помнил… Где-то в Кремле Андропов почесывал голову, пытаясь понять, что же с нами произошло. А где-то в московской новостройке агукал маленький я, рассматривая из колыбели пятна света на потолке и слушая, как лает собака.