Везунчик

Теперь мне надо было снова включаться в игру. Держать ухо востро. Нести всякую ахинею, если спросят. Это разрушало нашу зимнюю сказку – причем, на стадии жили-долго-и-счастливо сразу. А хуже всего, что Таня при этом присутствовала. Я решил, что надо будет ей рассказать правду как можно скорее. Какую-нибудь упрощенную версию…

Но я зря волновался. Обо мне и первом муже говорили очень мало. Двое других мужей тетки – оба тоже бывшие, но вполне живые – присутствовали на юбилее и едва не подрались. Я скучал. И, конечно, объелся. Еле ноги передвигались. В туалет нормально не сходишь… Водки и шампанского было много. Мы с Таней хорошо выпили. Напоследок тетя дала ей денюжку, и пока мы шли к метро, я Таню подкалывал: мол, понятно теперь, на что живешь!…

Мы сели на «Выхино». Я быстро уснул, положив Тане голову на плечо. Странный жест для тех времен?.. Или нет?.. В любом случае, пошли они!..

На «Таганской» Таня меня растолкала – пора делать пересадку на «кольцо». Мы вывались из вагона, и я заметил, что у меня развязался шнурок на ботинке. Лавочки поблизости не было. Так что я присел просто на корточки. Во что бы то ни стало я должен был завязать этот чертов ботинок… Ботинок из будущего!.. Интересная у него судьба…

Я возился со шнурком. Пьяные пальцы не очень хотели двигаться. Таня ждала рядом, держа в руках свое пальто. Я поднял глаза на нее и улыбнулся. Затем сфокусировал зрение на то, что было позади Тани, и увидел, что сижу напротив панно с падающим Икаром. Машинально перевел взгляд на табло с часами. Время как раз менялось с 0:20 на 0:21… «Ах, ты ж!..» – мелькнуло у меня в голове. Я успел подумать, что надо вскочить на ноги, или упасть… И еще: «Может, не сработает?..» Но сверкнула вспышка, и я почувствовал, что проваливаюсь куда-то… Словно под снег!… Вокруг все исчезало… Я продолжал падать… Падать… Потом… Бац! Опять вспышка!… Резко заболела голова, меня затошнило… Свет, звуки, запахи!… Все вернулось!..

Я увидел кабинет Болдырева в нашем институте. Я понял, что чертова тантамареска для путешествия во времени сработала!

Возможно, всему виной было то, что когда я оказался в будущем, я запаниковал. Замахал руками, повалился на пол, вскочил… Попытался снова усесться… Мне казалось, я успею. Мой перелет сюда занял меньше минуты… Я смогу переместиться назад!.. Портал открыт!..

Но я был неаккуратен. Я сшиб большую фотографию Болдырева и Леры – то есть, саму тантамареску… Опрокинул старые открытки, фальшивую стену из кафеля, пару пластинок зарубежной эстрады, другие артефакты прошлого… Какой-то транспарант… Но напряжение в машине еще было!… Я попытался все поставить на место… Меня дернуло током! И тут же вся эта конструкция загорелась.

Какое-то время я старался сбить пламя руками. Потом просто стоял и смотрел, как все горит. В голове возник образ из «Бойцовского клуба» – в конце, где рассказчик и Марла Зингер смотрят на исчезающий мир, держась за руки… Вот только моей Марлы Зингер рядом не было. И держать за руку мне было некого.

Когда я говорю «оказался в будущем», я имею в виду нашу привычную реальность. С интернетом, смартфонами, сэлфипалками и прочей ерундой.

Я также имею в виду психиатрическую лечебницу, куда меня поместили после того, как нашли в кабинете Болдырева. В кабинете бушевал пожар, включилась аварийная сигнализация, а я лежал на полу, задыхаясь от ядовитых газов. Ни тантамарески, ни других артефактов уже не было. Только кафель от фальшивой стенки и пара металлических штуковин.

Меня быстро откачали, но я находился в каком-то кататоническом отчаянии. Психические реакции у меня почти отсутствовали. Я тупо смотрел прямо перед собой. Взгляд у меня, наверно, был такой же, как у той старухи, которую мы видели с Болдыревым в больнице у Леры. Однако, мне кажется, я понимал все, что происходило, все, что со мной делали. И не проронил ни звука.

В конце концов, меня доставили в эту психушку. Кормили через трубочку и кололи всякими лекарствами. Я от них немного растолстел.

На самом деле, у нас тут неплохо – в нашей дурке. У меня, например, одноместная палата – настоящий шик.

Я давно пришел в себя. Ожил. Ем сам, принимаю кучу таблеток, гуляю по этажам и в больничном парке. Мой лечащий врач заставляет меня писать. Принес старенький ноут (еще на Висте) и требует, чтобы я хоть час в день писал – исторгнул свою историю. Говорит, так каждому надо – даже тем, кого официально психом не считают. Но я подозреваю, что в юности он сам хотел стать писателем, но что-то там не срослось. Чот-там-такое…

Для меня писательская терапия, похоже, работает.

Когда я попал сюда, у меня с собой из документов был только паспорт Болдырева – советский. Поскольку я молчал и ни на что не реагировал, меня записали под этим именем. Потом все выяснилось, но больничный персонал по привычке зовет меня «Болдыревым».