Вязь (СИ)

Когда мама покинула этот мир, тетя Вероны брать ее на свои плечи отказалась. Да и вообще от семьи отвернулась. Ведьма осталась с бабушкой, которая и передала ей всю силу. Верона приняла на себя долг: помогать. Тем, кто не справляется сам — помогать. Ее собственную душу путь не вылечил: Верона до сих пор прислушивалась в ночной тишине к звукам, пытаясь распознать в них нечеловеческое бормотание или обламывающиеся о бетонную стену ногти. А бабушки, которая накрывает уши, позволяя уснуть, теперь не было.

Оксана шла за Вероной почти с самого детства. Едва ли подруга, скорее хорошая знакомая, казалась ведьме неким уютным элементом жизни. И помочь хотелось. И лезть было страшно. А вдруг появившаяся возможность по-настоящему решить все проблемы Оксаны только сильнее отяжелила Веронину ношу: последствий никто не знал. Даже джинн не знал.

«Я спасу его, а он окажется насильником. Или уродом. Гены не вода, гены плохие…» — кусала нательный крестик ведьма, переворачивая ситуацию в голове и так и эдак. Видела она, что Кирюше суждено было мучиться. А если суждено, кто она такая, чтобы мешать? Мироздание ее за подобное своеволие вряд ли бы простило. Наказало бы только. Жестоко и справедливо.

«Я не хочу, чтобы он мучился…» — выдохнула Верона, обрекая волю в слова, и тут же вскочила на месте. Действительно! Вот оно. Она просто не хочет, чтобы кто-то мучился. Разве это не самый верный посыл из всех имеющихся? Самый благородный? Никто не накажет за прекращение мучений детей! Ведь это чистые души в любой религии, в любом веровании.

Верона так запалилась идеей, что уже через двадцать минут мучительных и неудачных поисков аргументов против сидела верхом на укутанном одеялами джинне.

— Я знаю!

Шахрура подбросило во сне. Он вскрикнул, почти вскочил, но смог лишь напряженно поднять голову — слишком надежно его придавила ведьма. Минуту своего пробуждения джинн посвятил бранному шипению — как и всегда, в основном не по-русски. Аккомпанементом ему служили обеспокоенные крики дегу.

— Тебя кто-нибудь учил не вламываться так в личное пространство, женщина?! Не с тем ты явилась, чтобы на меня присаживаться!

— Желание! — легко отмахнулась от джинна Верона. — Я придумала. Знаю, как сказать. Надо сказать, а то я передумаю, честно. До утра не доношу, черный.

— Ладно, — Шахрур остыл резко, будто спичку затушили. — Говори.

— Шахрур… — Верона запнулась, сжав в ладони крестик на груди. — Шахрур, я желаю, чтобы Кирюша не мучился.

Ожог на запястье отозвался секундной болью — будто кто-то протянул раскаленную проволоку под кожей. Джинн немо сощурился на ведьму и медленно опустил затылок обратно на подушку, устроившись удобнее.

— Твое желание исполнится, — сипло проговорил он. — А пока ложись отдыхать. Как ты там сама говорила? Про мудрое утро? У нас говорят, что оно богатое. Вот и тебе работать завтра, хозяйка. Так что иди.

Верона выдохнула, поблагодарила джинна и извинилась за нападение. В свою комнату она вернулась с тяжелым сердцем, а уснуть так и не смогла.

Утро ознаменовалось тревожным звонком от Оксаны. Верона поднимать не спешила, только смотрела на знакомый контакт, высветившийся на дисплее. Казалось, тот даже мигал взвинченно, нервно. А первая же фраза била больнее выстрела:

«Кирюша умер! Уснул и не проснулся!» — рыдала в трубку Оксана. Верона, спроси ее кто-нибудь тем же вечером, как она успокаивала подругу, ничего бы и не вспомнила. Сначала то были неуместные обрывистые фразы, потом советы, затем просьбы успокоиться и принять валерьянку или еще что-нибудь.

Ведьма кое-как утихомирила Оксану. А сама вышла на кухню подавленная, замкнутая. Она тихо села пить воду за стол. Шахрур уже был тут как тут, даже раньше Вероны — он цедил самостоятельно заваренный чай и разбитые с сахаром сырые яйца. Этим утром черный не морщился и не паясничал. Он лишь остро посмотрел на Верону — и, казалось, сразу все понял.

— Лица на тебе нет, — заметил джинн, дернув бровями. — Чую, не из-за того, что не спала.

Верона плотнее сжала кружку. Нет, слишком много смертей на ее пути было в последнее время. Целых две. И одна из них — детская. Но все правильно: он не мучился. Просто прекратил быть больным местом и гореть в этой боли.

— Я убийца. Я плохой человек, — выронила ведьма, ссутулившись.

— Что? — обескураженно стукнул кружкой по столу джинн. Но через миг в его черных глазах отразилось понимание: — Ах, постой… Младенец умер?

Ведьма вздрогнула, словно не ожидала слов Шахрура. Словно одним вопросом он пробил весь накопившейся пузырь сомнений, страхов и боли. И чувство вины резануло глаза, потекло соленой водой по щекам.

— Не проснулся, — подтвердила Верона. — Через день похороны…

Джинн напряженно молчал. В конце концов, прочистив горло, он отодвинул от себя завтрак и пересел, скрестив ноги и наклонившись ближе к ведьме:

— Почему ты плачешь?