— Потому что… Я понимаю, что это нормальная ситуация… Я сама такое загадала, и, вроде как, понимала, на что иду, но… Это жизнь, а кто я такая, чтобы решать ее причины и следствия? И то, когда она закончится, — Верона нервно прикусила крестик. — Я потому и сформулировала так, чтобы он не страдал… Получается, это был единственный вариант?..
— Но его судьбу решала не ты. И не я, — качнул головой Шахрур. — Ты лишь пожелала ему… В сущности, добра. Желать таких вещей, хозяйка, — немногим отличается от того, как вы, люди, вмешиваетесь в жизнь друг друга ежедневно. Ты хотела помогать этой женщине и ее сыну — и ты лечила их. Ожидала ли ты, что исцелишь однажды? Или что Оксана твоя будет благодарна хотя бы за попытку? Могло случиться всякое. Так и сейчас. Произошло лишь то, что должно произойти. Ветры моего мира указали путь и подтолкнули время. А желание исполнено: чадо не мучается. Возможно, и мать вскоре утешится. У нее есть шанс выбрать другую жизнь.
Верона пыталась подавить всхлипы, но не выходило. Ей просто было всех жалко в этой истории.
— Хорошо, спасибо, Шахрур… Спасибо тебе большое.
Джинн дернулся, будто хотел еще что-то сделать или сказать, но так и не решился. Нахмурившись и опустив взгляд в стол, он просидел рядом с Вероной в преданном молчании, пока та не утихла. Время было собираться на работу.
Калькуляция себестоимости продукции — несложная задача, но не под женские всхлипы. Под музыку горя все становится невыносимым. Заразительная печаль хуже любой болячки, и только зудит, зудит под ребрами до ломоты в напряженных плечах. Верона поила слезливых дам, провожающих Кирюшу чаем с ромом. На столе Оксаны стояла фотография сына с черной рамкой, а в рукаве постоянно прятались таблетки. А он был похож на маму: белокурый с яркими голубыми глазами. Посеревшая от горя блондинка рядом со светлым изображением дарила невыносимый контраст. Ведьма молилась, чтобы время среди людей иссякло скорее и отправилось к предкам дымком на истлевшей свече.
Приблизившись к двери родной квартиры с лестницы, Верона поняла, что внутри стоит ор и ругань. Отчетливо слышался низкий и звонкий голос разъяренного джинна, какой-то грохот, метания по квартире… Верона напряженно оглянулась, не собирается ли возмущаться никто из соседей? И открыла дверь, боясь увидеть последствие очередного торнадо с игривым именем «Шахрур».
Однако следов погрома внутри не нашлось. Разве что посреди коридора валялась смятая футболка, в которой Шахрур ходил все эти дни, зато грязная одежда Исмаила — исчезла. Да еще настежь открыта была дверь в ванную, а возле порога рассыпалась пригоршня белого порошка.
— Ты пыльный меховой мешок! Это я здесь гость, а ты — отвратительный хозяин! Не много я от тебя просил, так ты… Пожалуюсь ведьме, чтобы она не оставляла тебе еды! — доносились из гостиной перемежающиеся с арабской бранью возмущенные возгласы.
Бросившись на помощь, Верона и вовсе стала свидетельницей весьма странной картины. Шахрур на первый взгляд попросту тронулся умом: мокрый, растрепанный и голый, придерживая на бедрах полотенце, он стоял посреди комнаты и кричал на сжавшуюся под подоконником батарею. Ведьма потупила взгляд, уставившись на босые пятки и трогательную лужу воды вокруг них.
— Ты с ума сошел? На кого кричишь? — возмутилась Верона, прикрывая ладонью лицо. От напряжения длинные ногти впились в висок.
Шахрур резко развернулся. Его лицо, как и жилистая шея, были красны от злости, а развитая грудь тяжело ходила, качая воздух для гневных тирад.
— Я сумасшедший? Да это все он! Я попросил его — помочь! Мне нужна чистая одежда! А этот драный кот… — захлебнулся джинн, тыча пальцем в тот же пустой угол, с которым только что пререкался.
— Я не вижу… Как ты… — оправдалась Верона, пряча глаза пуще прежнего. Джинн явно не стеснялся наготы. Зато ведьма — еще как! — Ты про домового? Он не любит гостей. Он тебя обижал, пока меня не было?
— Я пытался разобраться с твоей машиной… — цедил сквозь зубы Шахрур. — Попросил его показать. Но из-за него одежда превратилась в чертово ничто! Там были не те установки, не тот порошок, неправильное количество — все не то! Так он еще и домашние вещи, пока я мылся, унес и разбросал по хате!
Верона мужественно старалась сдержать смешок.
— Так… Давай ты успокоишься? Иди домывайся, я соберу твои вещи, а с одеждой мы потом разберемся, и я все тебе покажу, ладно? — ведьма нащупала плечо джинна, чтобы одобрительно потрепать, но одернула руку. Прикосновение к черному жгло кожу. — Я тебе одежду повешу на дверь.
— Ладно…
Шахрур согласился уже тише, и жар его движения, сопровождаемый ворчливым бормотанием, проплыл мимо плеча Вероны. Вскоре раздался уютный шум воды, а искрящее пламя гнева совсем угасло. Верона собрала вещи, что действительно разлетелись по всей квартире и были отданы из плена домового только за молоко с печеньем, да отнесла джинну. На ручке повисли штаны, футболка… И вдруг Шахрур, словно уловив стеснение ведьмы, спросил из ванной:
— Тебе что, нельзя смотреть на мужчин?
Верона вздрогнула от неожиданности.