Вязь (СИ)

Верона оказалась у джинна на коленях сразу же, как он выполнил просьбу. Но теперь длинная сорочка была задрана до самых бедер, которыми ведьма обнимала чужие ноги. Ей хотелось дотронуться. Несмело поднялась рука, длинные ногти коснулись кожи, но не оцарапали, а нырнули в богатую шевелюру, зачесав пряди назад. Шахрур вздрогнул, словно удивленный. Его ноздри трепетали, как у разыгравшегося зверя, а ладони вновь искали приюта на талии ведьмы.

— Эта одежда, в которой ты спишь… Сексуально, — бархатно прошептал джинн, одним взглядом указав на грудь Вероны, очерченную невесомой тканью. Больше огня, больше жара вокруг — и вот уже горели сами черные глаза Шахрура, взволнованного, а оттого торопливого и немного неловкого. Верона ощутила, как его руки соскальзывают со спины до колен и снова бредут вверх по бедрам, норовя влезть под подол; лицо клонилось ближе к лицу. Пьяно качнувшись, джинн задел губами губы ведьмы — и в последний миг удержал себя, оторвался. Верона улыбнулась. И вот вторая рука оказалась у Шаха на затылке. Между пальцев лежали жесткие черные пряди, и ведьма думала о том, что экзотичнее мужчины она никогда в своей жизни не видела. Уж тем более не прикасалась.

Верона прижалась губами к Шахруру первая, когда ее руки уже удобно лежали на плечах. Она была осторожна и пуглива: то и дело вздрагивала и рвалась отстраниться при каждом резком движении. Но спешки не было: Шах быстро понимал, подстраивался и манил ведьму неторопливой и чувственной лаской. Словно все тот же огонь, что медленно занимается на самом краю бумажного листа, он завоевывал больше и больше дозволения, чтобы в конце концов потащить Верону за собой в пекло. Она таяла в поцелуе, глубоком и жадном; джинн прикусывал и вылизывал губы, язык и небо, чувственно вздыхал и тискал раскрывшееся для удовольствия тело. Когда пальцы с силой сминали бедра, ведьма едва удерживала полный желания вздох — и жалась к раскаленному телу, стоило Шаху случайно или нарочно дернуть бретели сорочки на плечах.

Они не были близко знакомы. Эти капли мыслей немного остужали пыл ведьмы, оставляя за собой удушливый пар. Задыхаясь в нем, Верона обнимала ладонь Шаха и, пристыженно опуская взгляд, вела в те места, узнав которые, он точно ее сожжет: давала целовать внутреннюю сторону руки, обнимать ладонями шею, чаще ласкать плечи. А ее все еще смертельно холодные пальцы забирались на живот джинна, под свитер, и в какой-то момент задрали его так высоко, что пришлось просить:

— Сними.

С глухим шорохом и хлопком о диван ненужная вещь отлетела в сторону. В лицо Вероны пахнуло ароматом разогретого тела — в него вмешались пыльно-сладкие и острые ноты парфюма. Грудь, припорошенная темными волосками, неровно вздымалась, и мышцы напряженно перекатывались под ладонями на развитом торсе, когда Шах вновь тянулся к Вероне навстречу, прижимал к себе в объятиях и впивался губами то в шею, то в плечо, то снова в рот. А еще ведьма чувствовала, как приподнимаются, опускаются под ней напряженные бедра, — джинн нетерпеливо покачивал тазом и норовил сильнее, сильнее и ближе притереться к тому самому месту, где ярче всего вскипало греховное желание.

Верона отстранилась от джинна еще раз только затем, чтобы сбросить с плеч лямки, а потом пустила его руки под сорочку. Когда пальцы задели кружево нижнего белья, внизу живота окончательно раскрылось возбуждение. Верона чувствовала себя безобразно порочной, не обнаруживала ни одной здравой мысли. Только мольбы снова скорее окунуться в пекло чужих ладоней, прижаться к груди.

Сорочка легко соскользнула с ведьмы, стоило встать во весь рост. Шахрур громко сглотнул — эхом беззвучного падения рубашки. Джинн откинулся назад, и Верона склонилась над ним, чтобы расстегнуть джинсы, спешно стянуть их вместе с бельем. Как было глупо, как стыдно осознавать вдруг ослабшие перед открывшимся видом колени. И даже отвести взгляд — уже недостаточно, чтобы победить в себе низменные желания.

— Верона…

Шепот Шахрура обжег губы, и в следующий миг стены, потолок закружились над головой. Верона больше не чувствовала пола под ногами; она упала на руки джинна, а оттуда — спиною на диван. Чужая кожа бесстыдно липла к собственной, и уже неясно было, так сильно зудит под нею удовольствие или мелкое покалывание — знак близости темной силы.

Терзая поцелуями шею ведьмы, Шах прижимался к ней теснее и теснее, и шептал на ухо что-то (Верона была уверена: страстное и неприличное) на своем языке. Пальцы джинна, больше не видя преград и запретов, лезли всюду, куда им вздумается; прикосновения раздразнили соски, нежную кожу на плечах и возле ребер; ладони хватались за бока, ягодицы и под коленями, — а к бедру чувственно и жаждуще жалось налившееся кровью мужское естество. Вспышками между возней слышались несдержанные вздохи. Игриво шептались свечи, вдруг молчаливо вздрогнув, когда с раздразненных до красна губ сорвался чей-то стон.