Вязь (СИ)

Верона вернулась домой позже назначенного ею самой срока. На звонки и сообщения от Шаха она не отвечала, а когда пришло время встретиться с джинном лицом к лицу, едва ли могла поднять взгляд. Тот метался, как загнанный зверь, злой от невозможности добиться ответа и помочь; ругался на кого-то или что-то последними словами, как в первые дни… Верона казалась сама себе предательницей: она верила Дьяволу, а не своему сердцу.

Разделась. Прошла на кухню. Открыла соль.

— Верона! Ну ответь же мне! Что ты делаешь?! — не унимался Шахрур.

— Мне нужно проверить, — всхлипнула ведьма, насыпая соль в медную чашу. А потом села, подзывая к себе Шаха; сложила его руки и свои над сосудом. Она не позволяла джинну двигаться и ругалась, если он мешал ей.

— Дьявол пришел ко мне сегодня, — прошептала Верона.

— Что? — у джинна, казалось, волосы на голове встали дыбом. Пальцы его задрожали от гнева в руках Вероны. — Зачем?! И что ты хочешь проверить? Почему ты не позвала меня, не сказала?

— Подожди, пожалуйста, секунду. Не кричи….

Верона зашептала. Наговаривала. В безутешной молитве прошло несколько долгих минут. За окном собиралась гроза. Дождь бил по стеклу упругими пощечинами. Ведьмины мольбы в конечном счете слились со стихией и превратились в единое монотонное пение, которому суждено было оборваться в мгновение движения рук. Соль под ладонями Шахрура стала черной, как слова Дьявола.

— Это приворот, — на этот раз отчаянно всхлипнула Верона. — Оксана сделала на тебя приворот, но… Все как он сказал.

Шахрур вновь вздыбился: отдернул руки, сжал в кулаки, уперся в стол.

— Что он говорил тебе? Прошу, ответь мне… И что за игры с солью? Я черный, Верона. Она могла почернеть из-за меня!

— Нет, это соль с медью — мы так проверяем, если ли вмешательство. Он сказал, что Оксана хотела тебя… Вероятно, обратилась к ним, я не знаю, — сбивчиво отвечала Верона. — И… Ох, бумажка…

Верона достала из кармана джинсов сверток, что передал Дьявол, и протянула его Шахруру. Тот с недоверием покосился на сложенный листок, принюхался — и только потом развернул.

— Велел отказываться от тебя, пока не поздно… Но это же правда, да? Я тебя боялась, ты меня ненавидел, а потом… Потом это все…

— Khalb{?}[(араб.) пес.], — прошептал Шах и сплюнул, а затем поднял взгляд на Верону с болезненной усмешкой. — Он хочет мести — и все. Неважно, сколько правды тебе сказал этот Шайтан: ему нужен я, ему нужна ты. Он просто играет сердцами и душами. Даже этот чертов приворот ему на руку! Знаешь, что это такое? Он сказал тебе?

Листок жалобно хрустнул, вздернутый пальцами Шахрура в воздух — рисунком к ведьме.

— Нет. Сказал, что у тебя будет возможность прожить земную жизнь…

— Да. Будет, вероятно, — Шахрур с горечью поджал губы, бросая бумажку с заклинанием на стол. — Господин может отослать джинна, вновь посадив его в сосуд, Верона. Таков порядок: мы существуем ради того, чтобы исполнять сделки со смертными; на этом строится и ваша торговля. Не понравился товар — верни его. Этот Шайтан жесток: чтущий традиции муслим отправил бы меня в бутылку или лампу, как сделал это предок Исмаила, здесь же моим вместилищем станет тело, которое я и так занял. Но я, как любой заточенный джинн, окажусь в нем беспомощен, будто простой человек; огонь станет обжигать меня, а чувства смертных — скроются от взгляда. А главное, что я так и не стану свободен. Стоит разрушить сосуд, как любой другой — я очнусь все тем же проклятым духом и приду на службу тому, кто меня освободил… А разрушить его можно в любой миг, Верона. Сердечный приступ. Чей-то нож в подворотне. А есть вещь и хуже смерти: годы немощи, паралич, слабоумие! Кто сказал, что это тело примет меня своим рабом в здравии, если оно принадлежит мертвецу и живо лишь благодаря моему могуществу?

Злость Шахрура сменилась болью и страхом. Он протянул руки, чтобы обнять ладони Вероны и крепко сжать горячими пальцами.

— Я не хочу такой судьбы, ruuhii{?}[(араб.) моя душа.]. Я видел шайтана, служил ему — и не поверю, что он способен раздавать дары и миловать. Он лгал тебе в прошлый раз, солжет и теперь; лишь чтобы сломить тебя и заставить умолять о прекращении страданий. Как та женщина. Как сотни других.

— Я не позволю тебя мучить, Шахрур… Но разве тебе не больно от того, что все наши чувства рукотворны? Все это просто чей-то злой умысел, сработанный неверно… Вероятно, под моей защитой ее ритуал как-то видоизменился… Возможно, из настоящего между нами только страх и ненависть друг к другу.

Верона отвела взгляд, утирая глаза, а после касаясь джинна влажными пальцами.

— Ты знаешь, что это не так. Совсем не так, — качал головой Шахрур. — Колдовство лишает разума, водит за нос; оно могло бы опьянить нас похотью… И опьяняло. Но разве может оно обмануть сердце? Хочешь сказать, джинн не способен исполнить желание влюбить или влюбиться, а какой-то приворот — да? Да пускай его хоть сотня шайтанов выдумают сообща!