Вязь (СИ)

Он хлопнул ладонью по столу, вскочил с места и поднял Верону, чтобы прижать крепче к себе. Сердце Шаха билось так сильно, что ведьма чувствовала его собственными ребрами. В напряженных руках гуляла огненная буря, готовая вырваться от ярости, во взгляде металось настоящее бешенство, одержимость, тоска. Казалось, эмоции двоих не выдержат резонанса, убьют скорее, чем любой враг.

— Уж к этому испытанию я готов. — Голос джинна вдруг опустился до рокочущего, жаркого шепота. — Если эта любовь — ложь, сделай, как он велит, Верона. Если хоть кто-то из нас охладеет, возненавидит… Заточи меня, хочешь — убей сразу. Все это сам позволю, клянусь, я помогу тебе прочитать эту вязь! Ты волшебнее всего, что я знаю в жизни. Верить могу — лишь тебе. И если не ради спасения меня с тобой свела судьба, — то ради наказания и гибели, которых я по их проклятому закону достоин.

Верона прижалась теснее, зарываясь носом в одежду Шахрура. Она старательно прислушивалась к ощущениям, выискивая ложную ноту в сердечной мелодии. Где же фальшь, присущая колдовству? Где жажда плоти, где жгучая, неестественная необходимость? Верона отпрянула от джинна, чтобы поймать его лицо в свои ладони и посмотреть в глаза. Белая ведьма всегда чувствует, когда ей врут. Белая ведьма чувствует чужое сердце.

— Ты любишь меня?

— Люблю. Я тебя люблю. — Шахрур толкнулся колючей щекой в ладонь Вероны. — А теперь давай снимем приворот.

Разом вспыхнувшие свечи уже не испугали Верону так, как могли бы. Чудеса углубились в сознании, стали больше, плотнее ощущались под пальцами. Ведьма умела чувствовать импульсами, заговаривать, врачевать, но никогда не смогла бы высечь искры из пальцев. А Шах мог.

Верона дрожала, что выдавали листья омелы в ее руках. В нос били пьянящие травы, а в горле стояла горечь преждевременной утраты.

— Встань в круг, — сказала ведьма, кивая в сторону свечей. Шах повиновался. Его плечи приподнялись в напряжении, а между бровей пролегли две тонких морщинки, когда он поднял взгляд, готовый встретить судьбу равно с поцелуем и пощечиной.

Верона сложила ладони перед лицом. Заговор лился с ее губ неосознанно, словно в страшном сне, постигшем под самое утро тонкую девичью душу. Пламя свечей сбилось с ритма и зашипело ровно в тот момент, когда последняя буква слетела с языка. Запахло гнилью, смрадом, жжеными волосами: вот оно, нутро чужой злой воли. Огоньки разом сгинули, когда Верона опустила руки и посмотрела на джинна. Дело сделано. Оксана была над ним больше не властна. Натянутая нить желания действительно ослабла и в ведьминской душе.

Верона не решалась нарушить подвешенную тишину. Шахрур все так же не двигался, не отводил взгляда, медленно и глубоко дышал. А потом сделал короткий шаг. Еще один. В черных глазах пламя свечей отразилось воинственным огнем и сразу затухло, стоило джинну выйти из круга; в запахе горелого воска и трав прорезался еще один — восторжествовавшей свободы и силы.

— Я же говорил!.. — выдохнул Шахрур, заключив Верону в крепкие объятия, и уткнулся лицом ей в плечо. Он гладил ведьму по спине, по волосам; терся носом о кожу, узнавал заново, как прозревший слепец. — Все так же, Верона. Только еще лучше. Скажи мне, что все так же!

— Все так же, — ведьма жалась к джинну, размазывая его прикосновения о свою кожу. В глазах резало от счастья, а Верона заглядывала в лицо Шаха. — Только дышится легче. Ты меня любишь? Все еще?

Шахрур не ответил — он засмеялся и вдруг подхватил Верону, поднял на руки, словно она ничего и не весила. Ведьма с испугу вцепилась в джинна. Горячие ладони вжались в ее бедра, горячие губы — в ямку между ключиц. Под вскрики и хохот, и рык джинн один раз кругом обернулся по комнате, разбросав угасшие свечи.

— Они не властны над нами. И больше никогда не будут. Пускай проклянут сами себя от зависти!

— Отпусти только меня! — смеялась Верона, ерзая, чтобы побыстрее спуститься. Едва ее ступни коснулись пола, как ведьма обрушилась на джинна с поцелуем. Его губы были все такие же сладкие, как и раньше. Запах сводил с ума, заставляя ежиться в ожидании прикосновения. Но змея-тревога проползла и в этот момент скоротечного счастья, придушила. Шахрур оторвался первым.

— Нам нужно уходить. Не думаю, что Шайтан станет ждать. Они станут следить за нами. Один день… У меня здесь нет дел. Тебе хватит дня, чтобы все решить? Самое необходимое?

— Да. Я сообщу об увольнении и возьму отпуск за свой счет… И…

Верона вдруг остро осознала: собирать ей здесь нечего. Работа? Это только инструмент добычи ресурсов. И все мелочи, что казались столь глубокими, важными и нужными, были сорваны надвигающимся ураганом самыми первыми. Удивительно.

— Все это неважно! — в сердцах прошептала Верона. — Уедем. Только куда?

— Завтра и выберем. Может, в столицу? Мы потеряемся там. Слишком много людей, слишком много душ. Далеко отсюда. Я смотрел на карте. И когда мы сбежим, ты сможешь загадать третье желание… Новый дом для нас… Что угодно. А потом я останусь твоим и только твоим.

Верона прижмурилась, когда Шахрур с улыбкой погладил ее по щеке и поцеловал в лоб.