Вид из окна

- Да нет, милая, я не в претензии. Просто, сведя концы с концами, увязав все, я вдруг пришел к неожиданному выводу. Тебя он может шокировать. Но если писать роман или снимать фильм, то сюжет может в этом случае повернуться только так и никак иначе. Это как чутье. Впрочем, ты фаталистка, тебе и без меня это понятно. Хороший читатель всегда знает, чем кончится плохой детектив. Я сегодня написал концовку романа, опустив промежуточные главы. Просто вдруг повеяло какой-то непреодолимой сентиментальностью, я написал концовку и понял, что такой она не будет никогда, потому что не может быть...

Павел умолк. Вера стала читать. «...Пляж небольшого городка. Солнце гасло, медленно погружаясь в морскую гладь горизонта, и розовые всполохи на небе писали обещание завтрашнего дня. Они стояли на опустевшем берегу в обнимку, провожая солнце. За их спинами тихо шумел листвой искалеченный людьми рай. Они ничего не ждали, потому что у них было все. В недалекой церквушке ударил колокол, созывая прихожан на вечернюю службу...»

- Что тебе здесь не нравится? - спросила Вера, с недоумением отрываясь от текста.

- Слащаво. Как в женском любовном романе.

- Не знаю, я таких не читала...

- Дело не только в этом. Сейчас я тебе задам вопрос, который тебя может шокировать, но постарайся... Даже не знаю...

- Какой вопрос?

- Какое место в твоей жизни будет занимать купленный по объявлению, как крепостной, Павел Словцов, если окажется, что Георгий Зарайский жив?

Вера действительно оторопела. Она с испугом пыталась постигнуть суть вопроса.

- Паш, ты отдаешь себе отчет?

- Нет, себе нет, я отдаю его тебе. - Он достал из-под вороха листов фотографию в рамке. - Извини, что похозяйничал в твоей спальне. Это он?

- Он.

- Тогда мистический фатализм складывающегося сюжета заключается в том, что этого человека я видел в свой первый день в Ханты-Мансийске в компании буровика Егорыча. Правда, говорил он исключительно на английском языке. Как две капли воды... Только нынешняя «капля» немного состарилась...

- Павел, это просто какое-то совпадение, бывают же похожие люди. - Вера не могла выйти из заторможенного состояния.

- Бывают. Но если принять мою версию, то станет понятно, кто и почему стрелял в Хромова. Я из-за тебя тоже взялся бы за оружие. Самое смешное, что пуля, отправленная Хромову, в сущности, попала по назначению. - Он потер место ранения на плече. - Мою версию может подтвердить только моя смерть, - невесело закончил Павел.

- У тебя богатое воображение... Но я видела своими глазами, как он, именно он садился в машину, я видела, что от нее осталось... От всех от них. Павел, этого не может быть.

- Напротив, все невероятное в какой-то момент легко становится объяснимым.

- Прошло восемь лет!

- Которые нужны были ему, чтобы вжиться в лицо другого человека. Привыкнуть к новому имени. В конце концов, стать гражданином другого государства...

- Если это возможно... Если это правда... А я мстила... Я мстила, Павел... Что теперь делать? - Вера опустилась на кровать, закрыв лицо ладонями.

- Ждать. Он придет. Обязательно придет. Он вернется из-за тебя. Но, скорее всего, вернется, когда не будет меня.

Вера машинально подняла с пола еще один обрывок романа, прочитала одну из строчек и вдруг холодно, почти зло возмутилась.

- Почему вы, писатели, так склонны к трагедии! Кому нужны ваши плохие концовки? Что? В жизни все так плохо?! Вас что, всех обидели в детстве? Вот Пушкин, не мог что ли закончить «Евгения Онегина» счастливой любовью?

- Это не тот пример, - тихо возразил Словцов, - Татьяна действительно не могла перешагнуть нравы того времени.

- Ну а вам-то, современным инженерам человеческих душ, кроме Ромео и Джульетты, ничего на ум не приходит?

- Я потому и порвал, что мне не нравится. Слащавого киселя не хочется, но и болотная тина надоела.

- Надо же, - не могла успокоиться Вера и прочитала фразу: - «Пуля вошла в его сердце со стороны спины, а из ее сердца вышла там, где грудь расходится буквой "л"». Ну, надо же.

- Да я вообще не мог... Хреново у меня с этой анатомией. Он ее со спины обнимал, они на море смотрели... Одной пулей - обоих... Хоть и драма, но все равно кисель... «Мыльная опера»! Вот и порвал. Зачем читаешь?

- Ты их лучше отрави, меньше анатомии будет. Буква «л»... Филолог-патологоанатом!

Вера вдруг успокоилась и погрузилась в какие-то свои мысли. Павел тоже умолк, собирая и комкая разорванные листы.

- А сцена у моря мне понравилась... А ты - пулю... - снова заговорила Вера, но уже спокойно. - Если б Зарайский был жив, в меня он стрелять бы не стал. Я почему-то уверена.

- Нельзя отождествлять автора и лирического героя. Там - не мы, - кивнул Павел на скомканный ворох бумаг.

- Там - немы... - соединила слоги Вера, придавая иной смысл, - они не могут возразить своему творцу, а мы? Нас Он пишет? Или мы уже написаны? И как ни дрыгайся, точка уже стоит? Ты, Павел, моделируешь ситуации своих героев. Говоришь, нельзя отождествлять. Я не отождествляю, я подразумеваю. И ты подразумевал...