— Я ж не женщина, маникюр разводить, — покачал он головой, снова берясь рукой за руль, не выпуская, тем не менее, пальцев любовника, а потом, снова повторив пошлый изгиб губ, глянул на парня. — Да и в доведении до оргазма, полагаю, именно этим лапы мои и дадут фору женским ручкам, нет?
— Не только, — Эштон усмехнулся. — Женские руки слишком тонкие. Мне постоянно кажется, что если их сжать чуть сильнее, то можно и сломать. Твои же хоть лопатой бей, — тут он очень сильно утрировал, ибо размер рук у них не слишком-то и отличался.
— Ну, лопатой, положим, не стоит, — фыркнул Виктор. — Иначе я потом наложенным на эту руку гипсом тебе подзатыльниками сотрясение заделаю. А зачем тебе сильно сжимать женские руки?
— Например, когда буду оттаскивать ее от колье с бриллиантами или когда буду кончать. Я в оргазме плохо себя контролирую, — Эштон веселился, кажется, на полную.
— Про оргазм я в курсе, — хмыкнул мужчина, перестраиваясь. — А с колье, это да, тут я гораздо выигрышнее.
Виктор хохотнул.
— А еще: женщину, согласную тебя трахать, найти было бы сложнее, нежели мужика.
— Ну, я не только могу давать, но еще и брать, так что это будет вполне взаимовыгодный обмен. Кстати, не хочешь попробовать как-нибудь? — он глянул на Виктора в упор, боясь упустить хоть одну эмоцию.
— А ошейник месяц и не снимая поносить не хочешь как-нибудь? — приподняв бровь, покосился Виктор на любовника, не собираясь полностью отвлекаться от дороги.
— Это твое условие на обмен ролями? — Эштон нахмурился. Такое условие ему не очень подходило. Ошейник было именно тем, чему он не хотел уступать ни в какую. — Ошейник намного сложнее прятать, кстати.
— Думаешь, я позволю его прятать? — тем же тоном поинтересовался Виктор. — Я, к твоему сведению, не универсал, а потому, кроме простого “я согласен” мне придется пройти через целый курс различных “мероприятий”, чтобы ты физически имел возможность оказаться сверху. Без достойного бартера я на это не пойду.
Мужчина на прямом и пустом участке повернулся к Эштону.
— Хотя больше меня волнует бартер моральный, к которому ты готов и предрасположен еще меньше, чем к ношению ошейника у всех на виду, — Виктор снова переключился на дорогу. — Рано еще тебе эту тему мне подсовывать.
— Думаешь, я буду носить ошейник, чтобы его все видели? Смотрите, меня трахает альфа-самец и он считает, что я полностью ему принадлежу, — Эштон начинал вновь закипать. Каждый их разговор скатывался в какую-то ссору. Парень возмущенно и раздраженно посмотрел на любовника.
— Этого не будет никогда. А если по-другому не хочешь, то я привяжу тебя к кровати, не взирая на твои фобии, пока ты спишь, и трахну, чтобы был в курсе, что силой я тоже могу брать.
Виктор среагировал угрожающе спокойно.
— Если я в припадке не сломаю к хуям кровать, тебе потом все равно придется меня развязать. И если ты не сдохнешь, то к бабушке _не_сможешь_ приезжать как минимум полгода, а потом еще полгода будешь отмазываться, чтобы не волновать ее своим видом.
Виктор снова повернулся, чтобы прожечь любовника ледяным взглядом. Это была даже не угроза, а прогноз: Виктор действительно сделал бы подобное, причем вряд ли бы себя контролировал в процессе. Потом ему было бы сильно хреново на почве нарушенного обещания и причинения увечий тому, кого калечить зарекался. Собственно, именно это Николсон и имел в виду, когда говорил о “сгорании”. О том, что выкарабкаться из подобной ямы Вику может и не удастся, Кир хорошо знал.
Виктор знал не хуже.
— Заметь, силой на людях я на тебя ничего не нацеплял. Я _вообще_ силой — ДЕЙСТВИТЕЛЬНО силой — ничего не делал. Я предложил свои условия, а ты сам решаешь: согласен или нет. Если ты НЕ согласен, то у тебя опять же _несколько_ вариантов к выбору, в том числе и вариант взять меня против воли. Но не нужно на _меня_ злиться за то, что _тебе_ прилетят последствия за _твой_ выбор. Не я в том виноват; а ты обо всем осведомлен.
Виктор прервался на глубокий вздох. На виске пульсировала вена, на скулах играли жилы, пальцы на руле еле-заметно подрагивали.
— А если тебе НАСТОЛЬКО хочется меня выебать, то на порог я тебя больше не пущу. Раз ты _сам_ не можешь себя от меня сберечь, то я самостоятельно приму меры. И это будет _последняя_ моя мера в твоем отношении. Понял?
— Ты слишком много слов выделил.
Эштон отозвался не сразу, спустя лишь несколько секунд он фыркнул и закатил глаза. Исключительно по привычке, чтобы не выдать настоящей реакции. Тон Виктора его немного напугал. Не в плане того, что стало страшно за последствия или еще что-то, просто Эштон впервые слышал, чтобы любовник говорил именно таким тоном.
— Давай просто молчать. Мы не можем разговаривать о чем-то, чтобы не начать спорить. Уверен, даже в разговоре о погоде мы найдем тему для ругани.
Эштон мотнул головой и все-таки продолжил сам.
— Я тебя услышал, Вик. Если я захочу покончить с собой еще раз, то обязательно свяжу и трахну тебя. А потом развяжу. И тогда я, может быть, даже попаду в рай, потому что это не будет прямым самоубийством.