Виктор молча вел машину еще пару минут, сбрасывая с себя защитную стойку, в которую он невольно “встал”, почувствовав, что может нарваться на непоправимое. И давая остыть Эштону.
О том, что в рай парень попадет вряд ли, потому что на его совести повиснет судьба Виктора, заговаривать не стал — Эш и сам отлично все знал, доебываться до формулировки Хил посчитал ненужным.
А потом он все же подал голос, но по другому поводу. Подал его спокойно; просто спокойно: без угроз, намеков или еще чего-либо подобного.
— Ты сказал: “еще раз”.
Эштон понял, какую ошибку в пылу эмоций допустил, но стало слишком поздно. Спихнуть все на оговорку было бы слишком глупо — Виктор не поверит. Парень вздохнул, натягивая на себя маску спокойствия.
— Я в подростковом возрасте был таким же эмоциональным, как и сейчас, но более категоричным. Потому и проблемы решал крайними способами. Не бери в голову, это было слишком давно, я уже вырос из этой лабуды.
— Способ? — поинтересовался Виктор, так и не повернувшись к Эштону.
— Вены резал, — пожал плечами Эштон. — Было дико больно, на самом деле. Приятного мало.
— Кто бы сомневался, — хмыкнул он. — Поперек резал? — Виктор все же отвлекся от дороги, покосившись на парня.
— Ну да, — Эштон задрал рукав куртки и водолазки, рассматривая шрамы — их было уже почти не видно.
— Был идиотом, идиотом и остался, — беззлобно хмыкнул Виктор. — Допилился до сухожилий, не иначе.
— Не знаю. Но в реанимации я провалялся долго. Моя мать долго еще возникала на тему, что я порчу идеальный имидж нашей семьи своими забавами, — хмыкнул Эштон, одергивая рукава.
— Странная постановка вопроса, но право она на это имела полное, — прокомментировал Виктор. Ему непонятна была тема имиджа. Точнее, сама по себе ясна была полностью, с другой стороны, Хил видел гораздо более приоритетные проблемы в семье, встававшие в связи с попыткой самоубийства ребенка.
Вик хмыкнул и потрепал любовника по волосам.
— Если еще раз соберешься — вместо насилия меня лучше жри таблетки. Специально тебе аскорбинок в разные упаковки позаворачиваю.
— У нас с виду была идеальная семья, а я нарушил гармонию. Родителей еще год спрашивали о моем самочувствии, — Эштон улыбнулся. Немного отстранено. У него не было обиды на родителей, он принимал все как есть. В конце концов, и в этом были плюсы. Он отучился в одном из лучших колледжей, у него своя квартира в центре города, купленная отцом, и машина, на которую он не потратил ни цента. Другой бы стыдился, что сам он еще ничего не заработал, но Эша подобное не волновало. У него это было, какая разница, за чьи деньги?
— С аскорбинкой, кстати, можно попробовать. У меня аллергия на нее, — хмыкнул парень.
Виктор оторвался от дороги и внимательно вгляделся в Эштона весьма странным взглядом, который нельзя было дифференцировать на составляющие его эмоции. Ухмылки на лице не было; ничего на лице не было, кроме взгляда.
Потом Вик вернул внимание асфальту, так больше ничего и не сказав.
— Что? — совершенно не понял парень, недоуменно глядя на Виктора.
— Да так, — выдохнул Хил, — пытаюсь понять, почему я до сих пор не в курсе, и понимаю, что формально в этом плане приебаться мне не к чему.
— Ты об аскорбинке или о моей попытке самоубийства? Если про второе, то я не говорю об этом. Мне, как минимум, стыдно признаваться в подобном. Я нисколько этим не горжусь. У меня даже причина на подобный поступок из тысячи возможных была самой тупой. — Эштон передернул плечами и предупреждающе сказал: — Только не спрашивай, какая причина.
Виктор имел в виду аскорбинку, но прерывать Эштона не стал. Когда еще парень так много информации про себя выдаст.
— Несчастная любовь? — предположил мужчина, пожалуй, самый напрашивающийся вариант.
— Вроде того, — буркнул парень, отворачиваясь к окну. Он не хотел это обсуждать дальше. До сих пор он чувствовал себя полным идиотом из-за своего поступка.
Виктор комментировать ответ не стал никак, решив не трогать больное место. Он только потянулся через салон к любовнику, потянул его за плечо на себя, отодвигая от окна, и зарылся пальцами в волосы. Хил их то просто пропускал между пальцев, то захватывал и тянул; отвлекая, одобряя и массируя голову. В жесте намешалось много всего, но главным было желание уйти от темы, не переходя к другой, показав заодно, что относится к произошедшему Виктор как минимум с пониманием. Мужчина иногда отдавал жестам даже слишком большой смысл, нежели следовало.
Эштон молчал, улавливая частично эмоции любовника. Да и говорить не хотелось особо. Он и так много сказал сегодня уже, хватит с Виктора новостей.
Под поглаживаниями головы, от небольшой качки машины он постепенно провалился в дрему, пригревшись на сидении.
Виктор тронул парня за плечо минут через двадцать, когда подъехал к Стрендэлтауну. Здесь заканчивались последние указания Эштона, и мужчине необходимы были дальнейшие указания.
— Эш, — позвал он, — подъехали. Куда дальше?
— Езжай прямо, — Эштон открыл глаза и глянул на дорогу. — На светофоре направо, и потом на первом повороте налево.
Он потянулся на сидении, зевнул и потер лицо.