Видение невидения

Есть несколько главных Евангельских тем. Они даны в противопоставлении, их противопоставление и кажется жестоким для моего уверенного в себе ума, для моей лукавой и ленивой воли. Эти темы: ноуменальная сонливость и бодрствование; рабство в грехе и свобода, которую даёт Христос; страх и дерзание; соблазн и вера.

Христос говорит: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, чрез которого соблазн приходит» (Мф. 18, 7). Горе мне, горе каждому человеку: каждый соблазняется и каждый соблазняет. Соблазн зло. Но еще большее зло не иметь или не знать соблазнов. Вера, не знающая соблазнов, — пассивное невидение: легковерие; оно сопровождается фантастической мечтательностью и чувствительностью и любованием своей мечтательностью и чувствительностью; в конце концов это вера не в Бога, а в свою веру или в свое чувство. Поэтому и говорят, что самый большой соблазн — думать, что уже не имеешь соблазнов. Я бы сказал даже, что самый большой соблазн — не иметь никаких соблазнов. Потому что соблазн всегда мысленный, фактическая реализация его очень часто вопрос не веры, а нравственной техники, часто даже и не нравственной техники, а только боязнь нарушить свой покой, или боязнь унизить себя в мнении своих знакомых, или нарушить установившийся порядок своей жизни — только автоматизм мысли, чувства и повседневности.

Без соблазна и некоторого сомнения нет и веры. Поэтому и апостол Петр говорит: «огненного искушения, для испытания вам посылаемого, не чуждайтесь, как приключения для вас странного» (1 <Пет.> 4, 12). И апостол Павел: «Испытывайте самих себя, в вере ли вы? самих себя исследывайте» (2 Кор. 13, 5).

Есть уверенность, и есть самоуверенность. Самоуверенность не знает ни сомнения, ни соблазна, боится «огненного искушения, для испытания посылаемого», боится испытывать себя и свою веру. Она не знает дерзания, о котором говорит Христос. В конце концов самоуверенность — это уверенность в себе самом, а не в Боге. Мне кажется даже, кто никогда не соблазнялся, никогда не сомневался ни в себе, ни в своей вере, кто никогда, ни разу в жизни не дошел до полной разуверенности, до полного сокрушения духа, полного безнадежного банкротства, тот еще не имеет веры, двигающей горами, еще не верит и в воскресение Христа.

Уверенность сопровождается и сомнением, доходящим иногда до полной разуверенности, отчаяния и безнадежности. Это не колеблет уверенности и веры, но только если это полная радикальная разуверенность, если она не останавливается перед сомнением и разуверенностью и в себе самом: в своем уме, в своей праведности, в своем сомнении. Соблазн уже вошел в мир, и надо иметь смелость смотреть ему прямо в глаза — соблазн и сомнение во всем, даже в том, что, как говорит Исаак Сирианин, и вымолвить страшно. Скрывать это от себя самого — лицемерие, может, даже хула на Духа Святого. Если же есть дерзновение, дерзновение и в сомнении, тогда Бог обращает это сомнение и разуверенность и в себе, и в своей вере, и в «в том, что даже вымолвить страшно» — на меня самого. И в полной разуверенности, в полной слабости и бессилии уже не я сам утверждаюсь, а Бог держит меня.

Но есть не полностью радикализированное сомнение, останавливающееся перед сомнением в себе самом и главное: перед сомнением в своем уме: я знаю и знаю, что я знаю. Последний идол — я сам: мой ум, мое понимание справедливости, мое понимание добра, мое понимание ума. Это другая сторона наивной, непосредственной самоуверенности и легковерия. Оно уже не непосредственно, так как в рефлексии, но не менее наивно и глупо. Радикализированное сомнение в Боге невозможно без радикального сомнения в себе самом. Если нет Бога — нет никакого абсолютного критерия истины и знания, и нельзя сказать: я знаю, что нет Бога. Полностью радикализированное во всем сомнение — от Бога. Поэтому не автономно. Автономное же — не полностью радикализировано: наивная вера в себя, в свой ум, в «я знаю». Это и отличает моего сокровенного сердца человека от ветхого Адама во мне: моего ума, моей воли, моей сентиментальной чувствительности.

Самоуверенность, самоуверенная вера, легковерие, боящееся сомнения, и легкомысленное радикализированное сомнение — два полюса одного и того же: жизни в автоматизме мысли и повседневности, в духовном сне и рабстве, от которого освобождает Христос. Но для этого надо иметь дерзновение. Христос говорит: «дерзай, чадо! прощаются тебе грехи твои» (Мф. 9, 2). «Дерзай, дщерь! вера твоя спасла тебя» (Лк. 8, 48). Апостол Иоанн говорит о дерзновении к Богу (1 Ин. 3, 21), о дерзновении к Сыну Божьему (1 Ин. 5, 13-14), о дерзновении в день суда (1 Ин. 4, 17). Апостол Павел — о великом во Христе дерзновении (Флм. 1, 8). Это дерзновение не боится ни сомнения, ни «огненного искушения», не закрывает глаз ни перед соблазном, ни перед искушением, как бы оно ни было страшно, как бы я сам ни был страшен себе самому. Это дерзновение — победа, победившая мир, вера наша (1 Ин. 5, 4). Поэтому Христос говорит: «не бойся, только веруй» (Лк. 8, 50).

_______