Видимый человек, или Культура кино

Был такой французский фильм, в котором главную роль играла Сюзанна Депре, хотя в самом «действии» она не участвовала. Сюжет следующий: в кратком прологе мы видим нищенку возле умирающего ребенка, в отчаянии проклинающую свою судьбу. Является Смерть со словами: «Я покажу тебе жизнь, какая ожидала твое дитя. Смотри внимательно. И если после этого ты всё еще будешь на ней настаивать, так тому и быть». Потом начинается фильм – бессодержательная банальная повесть, рассказывающая о судьбе ребенка. И разворачивается она на глазах у матери, Сюзанны Депре. Мы видим ее лицо в левом углу экрана, она такой же зритель, как и мы, и все перипетии жизни ребенка отражаются в ее мимике. На протяжении полутора часов мы наблюдаем на лице игру – вспышки надежды, страха, радости, умиления, печали, мужества, беззаветной веры и бесконечного отчаяния. И это настоящая драма, главное содержание фильма. «Повесть» – только предлог.

Публика, наш доморощенный зритель, в течение полутора часов завороженно следит за этим спектаклем. Кинокомпания «Гомон» прекрасно понимала, что стоит на кону, и выплатила Депре неслыханный гонорар. Ведь публика и кинопромышленники давно смекнули то, о чем наши эстеты и литераторы еще не догадались: не эпическое определяет кинематограф, но лирическое.

Эпика ощущений

Мимическая игра отражает ощущения, а значит, она суть поэзия. И выразительные средства этой поэзии несравненно многообразнее и богаче, чем в литературе. Палитра жестов стократ обильнее палитры слов! А насколько точнее можно передать взглядом – не фразой – самые удивительные оттенки эмоций! Насколько мимика индивидуальнее слова, которым пользуются также другие! Насколько черты лица честнее и определеннее неизменно абстрактных и пространных понятий!

Вот где сокрыта настоящая и глубочайшая поэзия киноискусства. Кто судит о фильме исключительно по наличию в нем чудесного, похож на человека, который, прочтя стихотворение о любви, дивится: мол, что такого, она красавица, он любит, – к чему вся болтовня. И в самых великолепных кинокартинах ты часто слышишь не более того. Но то, как это говорится, словами не передать.

Обусловлено это двумя причинами. Во-первых, слово по своему значению в какой-то мере больше привязано ко времени, чем мимика. И во-вторых, слова, невольно выстраиваемые в определенном порядке, еще не гарантируют непременной гармонии и созвучия смыслов. Сейчас мы поясним.

В одном из фильмов героиня Асты Нильсен смотрит в окно и видит идущего по улице человека. Лицо девушки каменеет, в нем выражен застывший ужас. Но вскоре становится ясно: она обозналась, и приближающийся человек – не вестник беды, а напротив, ее великое счастье. Постепенно паника сменяется целой гаммой эмоций: от робкого недоумения, надежды, исполненной тревоги, и тихой радости – до настоящего экстаза счастья. Мы видим лицо крупным планом, на который ушло, наверное, метров двадцать пленки. Мы видим вокруг глаз и рта все черточки, видим, как каждая из них напрягается, ослабевает и медленно изменяется. Долгие минуты мы наблюдаем органическую историю развития чувств – ничего другого. Это своеобычная лирика кино – не что иное, как эпическая поэзия ощущений.

Подобное движение чувств словами не передать. Отдельное слово может означать только четко оконтуренную фазу – так возникает эффект стаккато, образуемый из разрозненных психологических моментов. Слово приходится проговаривать до конца, прежде чем произнести новое. Выводить до конца мину вовсе не обязательно, если назревает другая, мало-помалу ее вытесняющая. В легато последовательного визуального ряда прошедшие эмоции и эмоции будущие еще или уже прочитываются в лице настоящего, являя зрителю не разрозненные состояния души, но таинственный процесс их развития. Благодаря этой эпике ощущений фильм сообщает нам нечто совершенно исключительное.

Созвучие чувств

Мимика по природе своей полифоничнее, чем язык. Последовательность слов сродни последовательности звуков в мелодии. На лице, однако, возможно одновременное, словно в аккорде, проявление самых разных эмоций; во взаимодействии неисчислимых черт рождаются изысканнейшие гармонии и вариации. Это созвучия чувств, суть которых в синхронности. Но словами ее не передать.