Видимый человек, или Культура кино

В кинематографе мимика является не только поэтическим приемом. Иногда физиогномическая выразительность используется для передачи внешнего драматизма. Впрочем, таких высот современное искусство кино достигает пока еще очень редко. Проиллюстрируем это сразу на примере. В фильме Джо Мая «Трагедия любви» на глазах зрителя разворачивается настоящая мимическая дуэль. Судебный следователь и обвиняемый сидят друг напротив друга. О чем они говорят, нет даже намека. Но очевидно, кривят душой оба, скрывая за притворной личиной истинное лицо. Каждому хочется заглянуть под маску собеседника. Каждый нападает и парирует нападения, используя в качестве оружия гримасу, стремится спровоцировать соперника и вызвать на лице у него выражение, которое бы его выдало (так в словесном поединке мы готовы изгаляться на все лады, лишь бы оппонент проговорился).

Мимическая дуэль наподобие этой во много раз азартнее словесной. Ведь слово можно взять обратно и перетолковать. Оно не сражает так безжалостно-непоправимо, как чужая гримаса.

В фильме подлинно художественный драматизм, возникающий в результате коллизии двух людей, всегда находит разрешение в мимическом диалоге, показанном крупным планом.

Крупный план

Я говорю о физиогномике и мимике, как если бы они относились к фирменным приемам кинематографа и тот обладал на них монополией. Им отведена существенная роль и в театре, но с тем значением, какое отдается мимике на экране, она несравнима. Во-первых, внимая речи, мы не слишком обращаем внимание на физиогномику (не только мы, но также актер) и цепляемся за самое аляповатое, примитивное. Во-вторых, актер, которому приходится следить за внятностью собственной речи, совсем забывает о произвольных движениях губ и о выражении лица в целом. В-третьих – и это уже момент технический, – в театре лицо человека никогда не будет явлено нам столь близко, столь детально и интенсивно, как на экране во время подачи крупного плана.

Крупный план – непременная техническая составляющая в искусстве мимики и вместе с тем вершина киноискусства вообще. Лицо (и это тоже на сцене технически невыполнимо), предельно к зрителю приближенное, изолировано от окружающего, которое всегда норовит нас отвлечь, и, чтобы научиться его читать по-настоящему, нужно долго вглядываться. В кино востребована мимика, насыщенная нюансами и уверенная – актер, работающий только в театре, не мыслит о таком даже в мечтах. На лице, показанном крупным планом, любая мало-мальская морщинка характеризует образ, в невольном подрагивании мускулов угадывается небывалая патетика, свидетельство недюжинных душевных бурь. Крупный план, нередко выводимый в ключевой сцене финальным аккордом, – это лирический экстракт всего сюжета. Если гигантских размеров лицо, внезапно появившееся на экране, не будет нелепо выдаваться из общего контекста, мы прочтем в его чертах то, что связано с драмой событий. Оно станет зеркалом, в котором всё отражается, подобно тому как отражаются в маленьком пруду обступающие его большие горы. На сцене даже самое примечательное лицо – лишь один элемент из многих, составляющих целое. Однако в кинематографе – выведенное крупным планом и занимающее весь экран – оно на несколько минут становится проекцией всей драмы.

Съемка крупным планом

Съемка крупным планом – единоличная привилегия кинематографа. Здесь для молодого искусства открываются новые, еще неизведанные сферы. Мы говорим: «маленькая жизнь». Но даже самая выдающаяся жизнь складывается из малого – из деталей и отдельных моментов, а масштабный абрис возникает, как правило, из-за банальной нашей черствости и разгильдяйства, приводящих к тому, что частности стираются, а то и вовсе остаются незамеченными. Абстрактный образ великой жизни чаще всего порожден близорукостью.

Через лупу кинематографа можно разглядеть вблизи клетки ткани, название которой – жизнь, вновь почувствовать сюжет и содержание отдельно взятой судьбы. Через лупу можно увидеть, что делает рука, на которую никто никогда не обращает внимания, не замечая, как она бьет или ласкает. Ты коротаешь свой век и ни во что не всматриваешься. Кинематограф вскрывает всю подноготную совершаемых человеком движений, в которых проявлена его душа, – а он о ней даже не знал. Объектив киноаппарата покажет на стене твою тень, с которой ты живешь и которую не замечаешь, покажет горькую участь сигары в твоих ни о чем не подозревающих пальцах и тайную – поскольку никем не замечаемую – жизнь вещей, существующих с тобой бок о бок и твое бытье наполняющих. Ты внимал этой жизни, как плохой музыкант внимает оркестру. Он слышит только лейтмотив, всё остальное тонет в общем шуме. Хороший фильм с крупными планами преподносит тебе урок, научая читать партитуру многоголосой вселенной, различать отдельные партии вещей, из которых складывается великая симфония.