И тогда она обернулась, и я увидел, что был прав. Командная голова деКома вернулась. Как она держалась, выражение глаз, голос – все изменилось. Она блекло улыбнулась.
– Это все ты виноват, Микки. Это ты заставил меня задуматься об Исии. Я не могла выкинуть его из головы. А потом вспомнила, кто он, и пришлось спуститься и поискать его. И раскопать дороги, по которым он пришел, по которым пришла
– Я перестал тебя понимать. Так
– Ты правда не помнишь? Урок истории в началке, третий класс? Кратер Алабардоса?
– У меня болит голова, Сильви, и я постоянно прогуливал школу. Давай к делу.
– Григорий Исии был пилотом джеткоптера куэллистов, и в ходе отступления он оказался в Алабардосе. Именно он пытался вывезти Куэлл. Он погиб с ней, когда ударил ангельский огонь.
– Значит…
– Да, – она засмеялась – издала единственный тихий смешок. – Она та, за кого себя выдает.
– Это… – я осекся и оглянулся, пытаясь вместить в голову масштаб события. – Это сделала Макита?
– Нет, я, – она пожала плечами. – Точнее, они, но я их попросила.
– Ты
По ее лицу пробежала улыбка, но при этом она словно зацепилась за что-то болезненное.
– Ага. Сколько мы болтали крабьего говна, а у меня правда получилось. Кажется чем-то невозможным, да?
Я с силой прижал руку к лицу.
– Сильви, помедленнее. Что случилось с джеткоптером Исии?
– Ничего. В смысле, все, как ты и читал в школе. В него попал ангельский огонь, как и рассказывали в детстве. Все, как в истории, – она больше говорила с собой, чем со мной, все еще глядя в туман, который поднял удар орбитальника, испаривший «Колосажатель» и четыре метра воды под ним. – Но это не то, что мы думали, Микки. Ангельский огонь. Это лучевое оружие, но не только. Это и записывающее устройство. Ангел-летописец. Он уничтожает все, чего касается, но все, чего он касается, оставляет отпечаток и на энергии луча. Каждая молекула, каждая субатомная частичка чуть меняет энергетическое состояние луча, и, когда процесс заканчивается, луч несет точный образ того, что уничтожил. И сохраняет образы. Ничто не забыто.
Я поперхнулся от смеха и недоверия.
– Да ты прикалываешься. Хочешь сказать, Куэллкрист Фальконер провела последние триста лет в гребаной марсианской базе данных?
– Сперва она потерялась, – пробормотала она. – Она так долго скиталась среди крыльев. Она не понимала, что с ней случилось. Не знала, что ее транскрибировали. Какая же она охренительно
Я попытался это представить – виртуальное существование в системе, построенной инопланетным разумом, – и не смог. По коже побежали мурашки.
– И как она выбралась?
Сильви посмотрела на меня с любопытным блеском в глазах.
– Ее прислал орбитальник.
– Ну серьезно.
– Это серьезно, – она покачала головой. – Не буду врать, что понимаю протоколы. Поняла только, что произошло. Они что-то увидели во мне, или, наверное, во мне и моем командном софте. Какую-то аналогию, что-то понятное им, тому, как они думали. Оказывается, я была лучшей основой для этого сознания. Наверно, вся орбитальная сеть – единая система, и, наверно, она давно уже пыталась это сделать. Модифицированное поведение миминтов в Новом Хоке. Наверно, система пыталась загрузить сохраненные человеческие личности, всех людей, которых орбитальники выжгли из неба за прошлые четыре столетия, или то, что от них осталось. До этого момента она пыталась запихнуть их в разум миминтов. Бедняга Григорий Исии был частью пушки-скорпиона, которую мы взорвали.
– Да, ты сказала, что узнала его. Когда лежала в бреду в Драве.
– Не я. Это
Я зажмурил глаза, пытаясь обработать информацию.
– Но зачем это орбитальнику? Зачем им начинать загрузку?
– Я же говорю – не знаю. Может, они сами не понимают, что делать с личностями людей. Вряд ли их разрабатывали для этого. Может, они их терпели лет сто, а потом начали искать место, куда сбросить мусор. Миминты получили Новый Хок в свое распоряжение триста лет назад; это три четверти нашей истории на планете. Может, там это происходит давно – нам неоткуда знать о том, что было до Инициативы Мексека.