Вихрь

— А зачем им терять? — сказал Гал. — Ваши офицеры дают обещания и тут же нарушают их… Ну валяйте к ним и скажите, что нам почему-то не хочется отсюда уходить.

— Да… конечно… — Сакони шмыгнул носом. Его длинные узловатые пальцы нервно постукивали по козырьку фуражки.

— Я свое дело сделал… как было приказано…

— Можете идти, — кивнул ему Гал.

— Я еще хотел… В конце концов, я понял, почему вы меня не пустили в здание. Так и нужно, только вы все же совершили ошибку. Уж больно вы все на виду, привлекаете к себе внимание. Только вы не отпирайтесь…

— Мы специально не маскировались, — согласился Гал. — Хотели, чтобы вы нас заметили…

В глазах Сакони блеснули насмешливые искорки.

— Ну, если хотели, тогда другое дело. Для этого и товарища своего… на крышу посадили?

— А если для этого?

— Тогда зря посадили, — заметил Сакони. — Я-то понял, что этим вы хотите обезопасить себя с тыла, но вашего товарища любой стрелок может снять без особого труда. Хоть спереди, хоть с тыла. Один меткий выстрел — и все…

Гал невольно оглянулся назад и сразу же увидел, что он плохо рассчитал: печная труба отнюдь не укрывала Халковича.

— Правда, я не знаю, — продолжал Сакони, — будет ли вам грозить опасность с тыла. Если и вы в этом не уверены, тогда лучше проломить в каком-нибудь месте заднюю стену, но этого товарища с крыши снять…

Гал долго смотрел на Сакони, видел его язвительную усмешку и едва сдержался, чтобы не ударить его.

— А вы могли бы, — с презрением спросил Гал, — сказать мне, сколько раз вы совершали подобные предательства? — Ему хотелось, чтобы Сакони рассердился, напал на него или хотя бы сделал шаг к нему, хотя бы один шаг. И тогда он ударил бы его. Однако Сакони не пошевельнулся, но и усмешка не исчезла с его лица.

— А кто его знает…

— Я-то знаю, — продолжал Гал. — Сначала вы предали императора. Затем Национальный совет. Это уже два предательства. Затем предали рабочий класс. А сейчас предаете своих нынешних коллег…

— Может быть… — Сакони закивал головой. — Наверное, так оно и есть.

— Я, — продолжал Гал, — никак не могу понять, как некоторые люди, вроде вас, могут так меняться. Стоит только водрузить новый флаг — и вы уже за него…

— Ошибаетесь, — не сдавался Сакони. — Вы ошибаетесь в том, что человек меняется в зависимости от смены флага, и вообще… Мне просто приказали. Сегодня это, завтра другое… — Он немного помолчал, глаза его стали узкими, а лицо мрачным. — Только вы меня не спрашивайте, почему я поступил так, а не этак. Я ведь и убить могу… — Он погрозил пальцем. — Если меня до сих пор никто никогда ни о чем не спрашивал, то уж сейчас-то я никому не позволю делать этого! С тех пор как меня забрили по мобилизации, у меня никто никогда не спрашивал, понимаю ли я что-нибудь или не понимаю. При императоре Йошке Ференце мне говорили, что я должен сражаться за свою родину, то же самое говорили мне и вы, и теперь это же самое твердят. И добавляют, что со мной сделают, если я окажусь трусом. Трусу все грозят пулей… Ну, если у вас и теперь не пропало желание спрашивать, спрашивайте…

Теперь настала очередь Гала презрительно улыбаться.

— Знаете, я ни о чем не буду вас спрашивать. Можете идти.

Но Сакони не пошевелился.

— То, что я вам до этого сказал, вы можете считать предательством или как вам будет угодно. На самом же деле я вас уважаю и жалею в то же время. Потому что… Хочу добавить еще, что, если вы решили сопротивляться, завяжется бой. Тяжелой артиллерии в городе нет. Ее в свое время увезли к Тисе. Во всем гарнизоне имеется всего-навсего одна-единственная гаубица. Осталась тут каким-то чудом. Если она вас не вышибет… Хотя и ее еще как-то нужно сюда притащить да установить… Ну, теперь я на самом деле могу уходить. Если и вы такого же мнения…

— Уходите, да поскорее!

— Уйду, только знайте, я неспроста вам все это говорил. Время поразмыслить кое о чем у меня было. Ну а если здесь у вас что-нибудь стрясется, то знайте, что я тут ни при чем… Я скорее в воздух буду стрелять, чем в вас…

— Вы за это, наверное, еще благодарности от нас ждете, а? Вот что я вам хочу сказать: вы старайтесь в нас как следует целиться! Я лично обещаю вам, что, как только увижу вас, сразу же открою огонь. И не промажу. А теперь уходите отсюда! Только… — И Гал вырвал из рук Сакони фуражку. — Только без нее. Фуражка эта пусть останется здесь. Идите!

Сакони недоуменно пожал плечами и, отдав честь, повернулся кругом и пошел прочь. Делая первый шаг, он так стукнул ногой по накаленной солнцем земле, что поднял целое облачко пыли.

— Что это у тебя? Фуражка? — со смехом спросил Бабяк Гала, когда тот с шумом хлопнул дверью. — Нас стало больше на одну фуражку. Что ж, и это неплохо. Глины здесь достаточно, человека слепим…

Гал остановился под лестницей.

— Халкович! Быстро слезай вниз. И пулемет свой снимай. Уй! Быстро помоги ему! Бабяк! Посмотри-ка, нет ли во дворе какой-нибудь кирки. Или чего-нибудь подобного.