Вихрь

Халкович и Уй с трудом спустили вниз пулемет. Тем временем вернулся и Бабяк, неся в руках кирку с отбитым концом и железный лом. Лом он сунул в руки Пако, и они начали пробивать отверстие в стене, где им показал Гал. После нескольких ударов вывалился первый кирпич, а потом дело пошло скорее.

— А стена-то довольно тонкая, — заметил Пако.

Халкович установил в проделанное отверстие пулемет. Ствол его чуть ли не полностью вылезал наружу. Улегшись за пулеметом, Халкович остался недоволен сектором обзора и выбил ломом еще несколько кирпичей.

— А здесь как-то веселее, — сказал он, закончив работу. — А то там на крыше возле трубы жарко больно.

Гал чуть ли не до крови закусил губы. Быть может, Халкович и не ему адресовал свое замечание, но попал он точно по адресу.

Сначала им казалось, что они за короткий срок стали настоящими солдатами. За несколько дней они привыкли считать себя солдатами, выучились ходить по-военному, поворачиваться. Обстановка и инстинкт самосохранения заставили их неплохо маскироваться на местности, довольно метко стрелять и не делать глупостей. Научились они и подчиняться по-военному, а те, кого выбрали в командиры, научились командовать. Некоторые из командиров и голосом своим и манерой держаться были похожи на настоящих командиров. Но кто знает, сколько людей потеряли они впустую, и только потому, что заучить формально кое-что или даже все еще ничего не значит! Сколько людей потеряли они из-за того, что выбранные ими же командиры не имели достаточно времени, чтобы на практике научиться принимать правильное решение. Вот и он, Гал, считал, что пулемет, установленный на крыше, сослужит им добрую службу. А Халкович, если он и был с этим не согласен, ничего не сказал ему, да и другие ни словом не обмолвились… Теперь-то уж он знает, что ошибся, а сколького он еще не знает! Вот она, вторая сторона этого дела.

Те, кто хорошо разбирался в стратегии, в большинстве своем сами, где только могли, норовили причинить ущерб Красной Армии, которая доверяла им. Один делал это с самого начала, руководствуясь собственными убеждениями, другой — чуть позже, когда военное счастье отвернулось от Красной Армии. Такие заранее беспокоились о том, как бы им обезопасить себя. Например, здешний начальник гарнизона вместе со своими офицерами. Возможно, что этот командир и не покривил бы душой и не сошел с честного пути, если бы положение красных оставалось твердым. А теперь эти офицеры смотрят вперед и видят, что для них из создавшегося положения есть не один выход. Их будущее, их карьеру могла бы, разумеется, обеспечить и пролетарская диктатура, если бы она не пала. Но если немного половчить, то можно найти себе место и при том строе, который теперь существует. Возможность выбирать у них была, вот они и выбирали: то одних, то других. Но если собрать воедино все ошибки и заблуждения красных командиров, то и тогда они не перевесят того вреда, какой нанесло армии хитрое поведение этих негодяев-офицеров. А ведь именно они были специалистами в военном деле, а красные…

«Собственно, что за люди эти красные? — продолжал думать Гал. — Неужели они абсолютно неопытны в военном деле? Нет, не может быть. Если рассматривать войну не как простую драку, а как некий сложный процесс, то следует сказать, что красные тоже обладают многосторонними знаниями и опытом. Ведь не с военной формы, не с внешних атрибутов начинается армия. Эта война длится уже давно. До войны в подпольном кружке, членом которого был и Гал, с самого начала твердили о том, что классовая борьба начинается с возникновения классов… И нет на свете такой армии, у которой была бы такая богатая история, как у рабочего класса, который принуждают к борьбе. История обогатила этот класс опытом, уроками. Но все же недостаточно. А кто в этом виноват? Обстоятельства — прежде всего.

Как часто Гал и сам с надеждой думал о войне, о вооруженной борьбе, которая раз и навсегда претворит в жизнь самые лучшие мечты человечества. Проведение совсем мелких актов саботажа, выражение шепотом своего недовольства, замечания, сказанные вслух к месту и невпопад, организация небольших забастовок, угрозы. И рядом со всем этим недостойный человека страх, страх перед жандармами, перед законом, и, собственно, никаких результатов. А какие были прекрасные порывы! Взять да и обрушиться силой оружия на весь старый мир, смять его, уничтожить — и мечта превратится в действительность.