Оказалось, что задача моя заключалась в том, чтобы приносить листовки на шахту.
В городе мне дали пачку листовок и рассказали, где и кому я должен был передать их.
В ту пору белоказаки упорно охотились за большевиками и приглядывали за местными шахтерами. Их тщательно обыскивали при проходе на шахту, нас же, пленных, охранник только спрашивал: «Куда?»
Я в то время уже довольно сносно разговаривал по-русски и объяснил охраннику, что иду на другую шахту проведать своих земляков.
— Давай, — ответил он, — иди, но осторожнее.
Что значит «осторожнее», я в тот момент не понял.
Сначала я пошел на шахту, где работал Пишта Чаус, и у него спросил, не знает ли он нужного мне человека. Оказалось, что он знал этого, товарища, и сам повел меня к нему, представил.
Мы с Пиштой, идя позади шахтера, проводили его до дома. Пишту я отпустил, а сам вошел в дом.
Я объяснил шахтеру, кто я такой и с какой целью зашел к нему.
Жена шахтера, из-за юбки которой выглядывало четверо ребятишек, мал мала меньше, увидев меня, перепугалась.
Я отдал шахтеру сверток; разворачивать при мне он его не стал. Я понял, что он и без того догадался, что именно в нем лежит.
Поблагодарив меня, шахтер предложил мне съесть у него тарелку супа.
— Нет, — ответил я, — мне нужно вовремя вернуться в барак.
Подобным же образом я разнес свертки по другим шахтам. Меня похвалили, убедившись в том, что действовал я осторожно и умело.
Позже мне пришла в голову мысль о том, что в первый раз я, возможно, нес в свертке не листовки, а чистую бумагу.
После Октябрьской революции большинство военнопленных решило, что война вот-вот кончится и мы все сможем вернуться домой. В один прекрасный день мы сбежали из своего лагеря.
Мы открыто шли по дороге, и никто нас не останавливал. Без особого труда добрались до Екатеринослава, нынешнего Днепропетровска. Там собралось очень много пленных.
Но тут я должен рассказать одну историю.
В пятнадцатом году мы одно время стояли в Галиции, в большом лесу. Я очень любил цветы и однажды пошел за ними на ничейную землю.
Облюбовал одно место, где лес был вырублен, и стал рвать цветы. Вдруг слышу: у меня за спиной кто-то копошится. Оглянулся: никого нет. Снова рву цветы, и снова слышу какой-то посторонний звук, будто кто-то затвором винтовочным клацает. Я подошел поближе и увидел среди кустов человека в русской фуражке.
Вижу, два русских солдата нашли винтовку «манлихер» и пытаются ее разобрать, но это у них никак не получается.
У меня с собой никакого оружия не было, и я стал думать, как бы мне незаметно уйти. Но стоило мне пошевелиться, они сразу же заметили меня.
«Ну, — думаю, — попался!» Однако набрался храбрости и крикнул:
— Идите-ка сюда!
Оба солдата бросили найденную ими винтовку на землю и подошли ко мне.
«И они, видать, — мелькнуло у меня, — ищут случая, чтобы сдаться в плен».
С букетом цветов в руках я привел их к себе в роту. Там их покормили, дали закурить, а потом сказали, чтобы они шли в штаб дивизии и там уже сдались по-настоящему.
И вот в начале восемнадцатого года в Екатеринославе в лагере для военнопленных я вдруг встречаюсь с одним русским, который немного говорит по-венгерски.
— Подожди-ка, товарищ, — вдруг обратился он ко мне, — а не тебя ли я встречал в Галиции, в пятнадцатом году?
— Бывал я в тех краях. А что?
— Цветы не собирал там?
— Собирал, как же!
— Ну тогда там я с тобой и познакомился!
И русский бросился мне на шею, даже расцеловал меня. Он рассказал, как его увезли в Венгрию, где он работал в имении. Услышав о том, что в России свершилась революция, он сбежал от своего хозяина.
Мы долго проговорили тогда.
«Ну что ж, если из Венгрии можно попасть в Екатеринослав, — подумал я, — то и из Екатеринослава вполне можно добраться до Венгрии».
В это время немцы предприняли новое наступление, и над нами нависла опасность попасть к ним в плен.
У нас в группе было семь человек. Среди них были и такие, кто еще не испытал на себе, что такое немцы и что такое монархия.
— Подождем здесь прихода немцев, — предложил бывший парикмахер. — Так мы быстрее попадем домой.
— Да, разумеется, в крытом рессорном экипаже! — сострил кто-то.
— Может, конечно, нас и отправят домой, — размышлял вслух пожилой унтер, — но только для того, чтобы снова напялить на нас военную форму и отправить или сюда, или на другой фронт.
— Но так, по крайней мере, увидим своих родных! — тяжело вздохнул кто-то.
— Ну и скотина же ты, черт бы тебя забрал! — набросился на вздыхателя другой. — Не надоело тебе валяться в окопах?!
— По мне, пусть меня хоть куда везут, лишь бы только своих повидать!
— Нет, ребята, нам лучше забраться в глубь России и переждать некоторое время здесь. Это все же лучше, чем снова очутиться на фронте.
— Ни на какой фронт я идти не намерен! — решительно произнес кто-то, и все мы согласились с ним.
К нам в лагерь пришли агитаторы от большевиков, которые уговаривали нас не оставаться в городе и не ждать прихода немцев.