Вихри эпох

– Всё сделаем в лучшем виде, Георгий Игнатьевич, – бодро отвечал в камеру Терещенко. – Мы же уже столько раз высаживались на разные спутники!

Пудов вздохнул и нажал кнопку записи ответа – сигнал до «Громовержца» доходил в среднем за пару часов.

– Да, мы научились уверенно пилотировать корабли на орбите Юпитера, но это всё были детские игрушки по сравнению с тем, что вам теперь предстоит. Гадес – это не Луна, не Каллисто и даже не Марс.

Когда вечером Пудову на коммутатор поступил ответ, руководитель межпланетных полётов увидел усталое лицо Терещенко:

– Я всё понимаю. – Командир «Орфея» помолчал, потом всё же спросил:

– Вы уверены в своём решении насчёт Сотникова?..

Тема была больная для всех троих – ведь высадиться на поверхность Гадеса смогут лишь два человека, и кому-то из них придётся в одиночестве остаться на орбите.

– Дима, – проникновенно сказал начальник межпланетных полётов. – Я знаю, что ты отлично разбираешься в планетологии и для тебя возможность высадки на такой уникум, как Гадес – как быку красная тряпка. Но ещё ты – лучший инженер на «Громовержце», так же как Сотников – лучший пилот «Эолов». Поверхность Гадеса может представлять собой всё, что угодно – а сажать модуль придётся в условиях очень низкой освещённости. Мы никогда не проводили высадку в такой удалённости от Солнца и Земли. Никто не знает, как поведут себя наши системы навигации при посадке, и очень возможно, что управлять «Эолом» придётся вручную. Я прошу тебя, Дима, чтобы и ты, и весь экипаж глубоко осознали всё значение вашей миссии…

Руководитель межпланетных полётов сделал небольшую паузу.

– Вам предстоит побывать на экзопланете. Первым, и, вероятно, также и последним… Я знаю, что смелости и отваги никому из вас не занимать, но самое большое, что вы можете сделать для человечества – это вернуться живыми. Всё остальное – второстепенно… Поэтому, Дима, – повысил голос Пудов, – высаживаться будут именно Глеб с Игорем.

Пудов отправил запись на «Громовержец», а сам весь день промаялся у себя в кабинете, не зная, за какую работу браться – мысли о Гадесе и невероятной миссии, которую Агентство дерзнуло провернуть, не лезли у него из головы.

Ответ Терещенко был коротким.

– Я всё понял, Георгий Игнатьевич, – ровным голосом ответил командир «Орфея». – Можете быть спокойны насчёт нас с ребятами. К отстыковке отсеков и конструированию «Орфея» приступим завтра утром, сегодня Регимов уже гонит нас всех спать. До завтра!

* * *

Настроение в ЦУПе было приподнятое. Буквально несколько минут назад поступил сигнал с компьютера «Орфея», сообщивший, что корабль вышел на стабильную низкую орбиту вокруг планеты.

Костюков, заведовавший всем программным обеспечением миссии, Пудов и Узляков сидели за отдельным контрольным пультом, наблюдая за показателями приборов «Орфея».

Теперь, когда корабль с космонавтами вышел на устойчивую орбиту вокруг Гадеса, исследователи смогли наконец-то провести подробное исследование необычной планеты.

– Судя по фотографиям, поверхность планеты довольно грязная, – заметил заместитель руководителя межпланетных полётов. – Однако вся эта пыль, очевидно, просто следствие того, что Гадес длительное время летит через пространство, собирая различный мусор по всей галактике. По оценкам астрономов, слой пыли на планете составляет в среднем не больше десяти-пятнадцати сантиметров; сама же планета покрыта слоем льда.

– Из каких газов? – спросил у него Пудов.

– Сложно сказать, нормальный спектральный анализ не провести. Но под слоем льда планета более плотная – вероятно, каменистые породы, либо какие-то металлы. Ядро, судя по всему, ещё тёплое – что удивительно само по себе. Магнитное поле пока точно измерить не удалось.

– Интересно… – задумался руководитель межпланетных полётов.

– Есть и ещё кое-что необычное. Недавно с «Орфея» нам передали подробные снимки, – сказал Костюков. – На них отчётливо видно, что Гадес представляет собой практически идеальный шар – ни горных цепей, ни трещин, ничего подобного. Кстати, как мы и предполагали, сейчас, когда планета подлетела относительно близко к Солнцу, на солнечной стороне Гадеса заметны газовые пары, – программист раскрыл на мониторе одну из схем планеты, составленной из множества фотографий, снятых через специальный фильтр. – Вот, поглядите…

– Это не затруднит посадку «Эола»? – спросил Пудов.

– Нет, газ чрезвычайно разрежен, – ответил Костюков, – и никак не повлияет на пилотирование нашего модуля. Кстати говоря… – программист посмотрел на часы. – По плану, «Эол» с Сотниковым и Кругловым как раз сейчас должен отделяться от «Орфея».

Трое учёных помолчали: настолько непривычно было им играть второстепенную роль в контроле миссии. Однако удалённость Гадеса диктовала свои условия, и поэтому вся техническая поддержка «Орфея» легла на плечи сотрудников «Громовержца». Земля же выступала только как зритель.

– Пойду, пройдусь, – хмуро буркнул Пудов, вставая из-за пульта контроля. – Всё равно ещё полчаса ждать сигнала.

* * *

– Проверь ещё раз по Солнцу, – настойчиво повторил в микрофон Терещенко.